Фай пересекла узкую полоску двора и потянула на себя металлическую входную дверь. В доме царил пёстрый полумрак — несколько причудливых ламп наполняло его мягким цветным сиянием. Просторная комната, куда следом за своей спутницей попал Анар, казалась гораздо меньше из-за обилия разномастной мебели и безделушек. Дна стеллажа справа от двери отделяли от гостиной довольно большой кусок. Вход туда был занавешен натянутой между ними зелёной шерстяной тканью. Слева тянулся массивный шкаф, нагруженный коробками, свёртками и рулонами ткани, среди которых чернела клетка с чучелом крючконосой птицы. Чуть выпуклые дверцы шкафа посверкивали тёмными огоньками гранатов. Плоско огранённые камни хотя и сочетались по цвету с полированной древесиной, местами пронизанной тонкими алыми прожилками, смотрелись на ней как-то неприятно, словно оспины на красивом лице. Тут был какой-то негативный эмоциональный след: возможно, у мастера что-то пошло не так, и эта искусная инкрустация на самом деле скрывала досадный дефект.
Рядом со шкафом распахнул свою вечно голодную чёрную пасть камин, слишком большой для этой комнаты. Пламя в нём потухло, и только остывающие угольки перемигивались за извивами решётки. По раз вешанным по стенам половникам и сковородкам, по котлам, стоящим рядом с камином, а также по бутылочкам и баночкам с пряностями и пучкам каких-то трав и корешков на каминной полке, можно было понять, что пищу готовили здесь же. А ели, надо полагать, вот за этим круглым столом у стены напротив. Она тоже — от пола, выложенного тёмной мозаикой, и до невысокого потолка — была занята узкими стеллажами, плотно заставленными всякой всячиной, начиная от лучащихся магической силой книг, жезлов и амулетов и заканчивая рюмкой со сколотым краешком («Наверное, в Бездне это большая редкость — стекло, которое бьётся», — решил Анар), толстенным листом картона, утыканным доброй сотней разнокалиберных гвоздей, и брошенными на середине работы бисерными браслетами вперемешку с неряшливо смотанными клубками шерсти («Фай… вяжет?!»)…
Он, как коллекционер на блошином рынке, так увлёкся, что не сразу заметил второго жильца этого дома. Худощавый алай сидел на широкой чёрно-белой лежанке у дальней стены комнаты, подогнув под себя одну ногу и зацепившись клыком за голенище высокого сапога на другой, смотрящей согнутым коленом в потолок. Вид у него был понурый и какой-то отсутствующий. На плече алая, обнимая передними лапами его торчащее колено, примостился полосатый кот. Неподвижный, как и его хозяин, громадный котище немигающим взглядом сверлил входную дверь.
Анар вопросительно посмотрел на Фай. Алайка, сидя к нему спиной, уже растапливала камин, но, словно прочитав его мысли, ответила:
— Они спят. И кот, и его хозяин. Это Лэннэс наградила Мейва таким чудным даром: спать, не закрывая глаз. Взамен хвоста.
— Взамен хвоста? — переспросил Анар.
— Да. Говорят, что Бездна настолько богата ужасами, что со временем ты начинаешь бояться собственного хвоста. Для Мейва эта поговорка стала печальным фактом его биографии. Однажды ему почудилось, что за спиной у него что-то подозрительно шевелится. Реакция у него отменная, один удар и… с тех пор его зовут «Куцехвостом». — Фай повернула голову и насмешливо подняла бровь. — А ты, мой дорогой гость, почему озираешься по сторонам с таким видом, будто попал и камеру пыток?
— Я? Нет… Хотя архитектура тут у вас, конечно, напоминает… Просто я ожидал, что хотя бы изнутри ваше жилище будет… более алайским.
— Я люблю этот город мне нравятся те, кто его населяет и то, что в нём происходит. И ещё мне нравится то, какой он сделал меня, — быстро и твёрдо проговорила Фай.
Анар несколько опешил от столь бурной реакции и не знал, что сказать.
— Я люблю этот город — повторила Фай. — Он мрачный, но в этой мрачности есть своя прелесть, своя романтика. К постоянной опасности привыкаешь, начинаешь наслаждаться ею и, живя рядом со своей смертью, чувствуешь себя живой вдвойне.
— И тебя совсем не тянет вернуться в Бриаэллар? — спросил Анар, просто чтобы хоть что-то сказать.
— Бриаэллар… — протянула Фай, не сводя с алая своих странных глаз и, видимо, наслаждаясь его замешательством. — Нас постоянно тянет туда, не стану спорить, но долго жить в нём мы не можем. Мы — как морские звери теру, что живут под водой и лишь изредка всплывают на поверхность, чтобы набрать воздуха. Мы «всплываем», чтобы взглянуть в глаза Аласаис, и ныряем обратно, в привычную стихию, возвращаемся в этот не алайский, но истинно наш дом.
— А даже если б это было и не так, я лично не хочу знать, что устроим бы нам Хозяин Бездны, разбей мы здесь весёленький цветничок, — встаавил незаметно проснувшийся Мейв. Он отцепил клык от сапога, И его полосатый питомец перебрался на плечи хозяина. Свесив лапы по обе стороны его шеи, пушистый котище растянулся во всю длину, превратившись в роскошный воротник.
— У него аллергия не цветы? — усмехнулся Анар.
— Ему-надо-чтобы-всё-тут-нагоняло-страх, — загробным голосом провыл Мейв, протянув к собеседнику руки и потешно шевеля выпущенными когтями, и тут же как ни в чём не бывало пояснил: — Он им питается. Так что мы решили не лишать беднягу куска хлеба, — он подмигнул Фай, но женщина демонстративно его проигнорировала.
Мейв щелкнул языком и улыбнулся во все зубы, а его «воротник» приоткрыл зелёный глаз и недовольно зыркнул на хозяина.
— Как это — питается? — не удержался Анар.
Приставать с вопросами к незнакомому, едва проснувшемуся алаю было не слишком-то вежливо, но он уже успел подметить, что Куцехвост и сам рад поговорить на эту тему, и не собирался лишать Мейва (ну, и себя за компанию) такого удовольствия. Гость Бездны сбросил рюкзак на пол и уселся поближе к алаю с котом.
— Как боги верой питаются, так и Хозяин — страхом, — самым будничным тоном поведал тот. — Кстати, меня зовут Мейв. Или Куцехвост. — Он помахал в воздухе обрубком хвоста, длины которого едва хватило, чтобы его кончик выглянул из-за спины. — А это, — погладил он спрыгнувшего на кровать и обнюхивающего пальцы Анара котяру, — это Фонарь. — Заслышав своё имя, зверь издал громкое «мрр-ум» и пошевелил длиннющими усами, словно пытаясь улыбнуться незнакомцу.
«Теперь я понимаю, почему Алу так мало ест — так, стащит, если где что вкусненькое подвернётся», — как-то по инерции сострил про себя Анар. На самом деле слова Мейва заинтересовали его: воспитанному в Руале, где Аласаис представляли существом сверхмогущественным, Анару и в голову не приходило, что сила богини может хоть в какой-то мере зависеть от преданности её ничтожных подданных. Не жрецы были нужны Аласаис, а Аласаис — всему этому высокому духовенству… и чаще всего — не для самых высокодуховных целей.
Перед глазами Анара пронеслась, полустёртая жизнью в Бриаэлларе, муторная череда бесконечных жертвоприношений, грандиозных церемоний в древних храмах и мелких обрядов, мастерски вплетённых в повседневную жизнь, — неотъемлемых атрибутов руалского культа Аласаис. В свою бытность принцем этой набожной страны, он не задавался вопросом: зачем всё это надо? Ритуалы были частью системы, липкими нитями незримой паутины, которой опутали его народ жрецы.
