— С этим-то? — вскинул брови Мейв. — Нет, Алу, этот — не такой. Он сам из разжалованных богов и всю эту кухню отлично знает. И вообще — на удивление умён и осторожен. Он…
Анару и Алу пришлось выслушать довольно пространное повествование о многочисленных достоинствах теперешнего Хозяина Лэннэс. Мейв так упоённо пел ему дифирамбы, что можно было подумать, будто тот был его родственником или близким другом.
— Значит, он совсем не общается со своими горожанами? — спросил Анар.
— Нет, не общается. Даже воров ларши наказывает… дистанционно. И правильно делает! — веско заявил Мейв.
Анар и Алу переглянулись: правильно-то оно правильно, но мудрая осмотрительность Хозяина сильно усложняла им задачу…
Вместо послесловия
На знаменитой картине «Домашние тени», где Феор Струноус изобразил восьмерых Теней Аласаис, каждую — в образе дочери одного из домов Бриаэллара, — сианай Элеа досталась роль ан Темиарской дамы.
Элеа и вправду больше других сианай походила на ан Темиарку: тихая, строгая, мудрая, с открытым, кажущимся очень юным лицом и точными, аккуратными движениями.
Поздней ночью, босоногая, быстрыми маленькими шагами скользила она по шелковистой траве. Жемчужная слезинка в ямке между ключицами чуть покачивалась в такт её ровному дыханию. В светлом платье, с двумя простыми косами и едва заметным волнением в глазах, она походила на трогательную героиню любовного романа, ожидающую на этой залитой звёздным светом поляне своего избранника.
А «избранник» всё не шёл… то есть не шёл тот, кому сианай назначила встречу на этом лугу. Ещё раз поискав его глазами, Элеа вздохнула и опустилась на траву среди сияюще-белых цветов. Подтянув колени к груди, она прижалась к ним щекой её пальцы задумчиво поглаживали хрупкие колокольчики, словно впитавшие звёздный свет. «Кажется, их так и называют — нилаэ, „хороший свет“», — подумала Элеа и подняла глаза к небу, будто проверяя точно ли сравнение, и тут же, как всегда, как у любого алая, её взгляд переместился на юг, к звезде Бриаэллара. Но сианай так и не увидела её: поток тьмы чёрной лентой на мгновение разделил звездное небо на две части и обрушился на соседний холм. Элеа осталась спокойной — именно этого она и дожидалась, и когда мрак принял очертания высокого мужчины, поднялась и зашагала ему навстречу.
— Элеа, — сказал он, поравнявшись с нею.
Его было трудно разглядеть обычным зрением — с угольной кожей и волосами, одетого во всё чёрное. Даже звёздный свет, казалось, избегал его тёмной фигуры и ни единым бликом не ложился ни на складки плаща, ни на лицо. Он выглядел подавленным. И сианай Элеа была весьма этим довольна.
— Дарион, — откликнулась она и аккуратно сложила кисти рук на поясе. — Я благодарна, что ты пришёл.
«И что ты, как видно, пришёл не за тем, чтобы поделиться со мной радостью», — добавила она про себя.
Элеа чувствовала, что, похоже, её надежда на этого даора оправдывается. Иначе с чего бы ему, правителю страны, для которой впервые за тысячи лет всё складывалось как нельзя лучше, пребывать в столь глубокой печали и… сомнениях? Что могло так угнетать его сейчас, когда весь мир разом ополчился на древнего и страшного врага Дарларона — Элаан, светлые земли, владения ненавистной ему и его народу наэй Лайнаэн? Когда уже скоро, совсем скоро кончатся тяжёлые времена, целые века жизни в постоянном страхе…
— Мои советники возражали против этого, — невесело усмехнулся он, глядя на хрупкую алайку сверху вниз. — Они опасаются, что ты околдуешь или даже убьёшь меня.
— Тогда почему ты не взял с собой охрану? Я не просила тебя прийти одного. И, — Элеа чуть заметно развернула ухо в ту сторону, где пряталась её свита, — и я сама не одна.
— Мы оба знаем, что нам не надо опасаться друг друга. И оба знаем, — его голос стал тихим и вкрадчивым, — кого стоит опасаться.
— Дарион, — вскинула подбородок сианай, вглядываясь в его тёмные усталые глаза, — Он уже говорил с тобой?
— Да. Говорил, — кивнул бог и правитель Дарларона. — А до меня он говорил уже со столькими, что мог бы получить своё, и не предлагая мне союза.
— Своё! — выдохнула сианай.
— Дарларон. И его армию. Он предложил нам возможность отомстить. — Голос Дариона прозвучал сдавленно, а пальцы сами собой сжались в кулак, но он быстро овладел собой и выпустил стиснутый плащ. — Поход на Элаан по его замыслу должны были бы возглавить мы — наиболее угнетённый Лайнаэн народ. Я стал бы вторым после него, его голосом, его… младшим братом.
— И ты… отказался? — спросила Элеа.
— Да. Отказался, — скорбно, словно каясь в преступлении, проговорил Дарион. — И весь мой народ… почти весь, проклял бы меня за это. — Он сел на траву, и Элеа устроилась рядом. — Я понимаю их. Они устали дрожать перед Светом. Устали от унижений. От сознания собственной слабости.
Сианай заметила, как одеревенели мышцы его шеи: Дарион любил свой народ не меньше, чем Аласаис — своих алаев, и ненавидел самого себя за то, что не может дать ему лучшую судьбу. Трудно вообразить, что он чувствовал теперь, когда появился тот, кто смог бы сделать это, а он вынужден был противостоять ему.
— У Элаана всегда была Лайнаэн — наэй Света, существо почти всемогущее, гарантия их безопасности, завидного места в мировой расстановке сил… и предмет личной гордости каждого из них. А кто был у Дарларона? — Лицо его снова исказила горькая усмешка. — Дарион — вроде и не простой бог, но по силе далеко не наэй Тьмы.
— И вот появляется он, — едва слышно сказала Элеа.
— Он… — глухо повторил Дарион. — Мне он тоже не назвал своего имени. Сказал, что некогда потерял его вместе со многим другим, что хочет теперь вернуть. Он, тот самый наэй Тьмы, достойный противник Лайнаэн, мог бы вернуть могущество Дарларону, а его жителям — спокойствие и право на чувство собственного достоинства. Хотя «вернуть» — неподходящее слово для тех, кто никогда не знал ни что такое спокойствие, ни что такое могущество, — сокрушенно заметил правитель Дарларона.
— Но я не могу согласиться на это! — воскликнул он, немигающим взором вглядываясь в глаза Элеа. — Я страдал от Лайнаэн не меньше других. Это всезжигающее пламя, эта вечная пустота, заполненная слепящим светом, — ничего ужаснее я и представить себе не мог. И всё же… альтернатива, которую предлагает он, не кажется мне такой уж радостной. Увы. Я чувствую: в его новом мире не будет места не только для непокорных его воле — а ведь многие из тех, кто дорог нам, ему не покорятся, — но даже и для самого моего народа, такого, каким я люблю его, каким он… должен быть!
Глаза его наполнились ещё более глубокой тьмой сианай кивнула в знак того, что понимает и разделяет его тревогу.
— Я понял, что он не принёс бы нам мира, — сокрушённо добавил Дарион, — он дал бы нам новую войну. А взамен забрал бы наши души. Нашу суть. Это было бы то же самое, что забрать у вас, алаев, ваш тел алаит.
