Поначалу с неохотой помогавшая ей в этом юная Диреллея не понравилась Кани своей демонстративной неряшливостью, грубостью и несдержанностью, порой перерастающей в откровенную дерзость. Но время шло, Канирали лучше узнавала её, услышала историю Диреллеи и поняла, что вызывающие манеры эльфийки — лишь протест против того страшного рабства, которым была вся её прежняя жизнь. Конечно, леди ан Фейм не могла одобрить того способа, каким воспользовалась эта несчастная, чтобы обрести свободу, но, в её глазах, Диреллея из склочницы превратилась в одинокую, обделённую любовью и несправедливо обиженную девочку, которой волею злого случая пришлось пройти через ужасные испытания. Уже зная, что Диреллея была её ровесницей, Канирали заботилась о ней с истинно материнской нежностью… И Диреллея оттаяла. Душа её стала успокаиваться под влиянием тёплого света Канирали, к ней вернулась доброта, способность сострадать и любить, интересоваться чем-то не связанным с охватившими её лихорадочными идеями (хотя она и не забыла о них). Однажды, во время страшной песчаной бури, едва не погубившей лагерь, эльфийка проявила неожиданное терпение и заботу о вроде бы совсем чужих ей людях, и после этого случая покровительственная привязанность к ней Канирали переросла в настоящую дружбу…
Хеллин не сразу понял, куда подевались его бывшие подданные, а когда шпионящие для него крылатые твари выследили их, он всё равно не торопился снаряжать погоню: единственным городом, который по его мнению, мог согласиться предоставить беглецам убежище, был Элидан, а туда, он знал, они не пошли. К тому же Хеллину нужно было показательно расправиться с зачинщиками произошедшего, благо они были у него в руках. Из двадцати четырёх в живых осталось лишь пятеро…
А затем он выступил с армией, превосходящей спутников Канирали численностью почти в пять раз. Но узнав, что ими командует женщина, побрезговал воевать с ней сам и (как и рассчитывала Аниаллу) вернулся в Хелраад, прихватив с собой значительную часть войска. Что же до оставшихся воинов, с первых минут уверенных в лёгкой победе, то до Огненной реки дошли не все. Далеко не все. Хотя запрет Аласаис и не давал самой Аниаллу… хм, развернуться, никто не мог помешать ей обучить нескольких менее зашоренных спутников кое-чему из своего арсенала — в результате чего армия Хелраада лишилась большинства своих командиров.
Но несмотря ни на что, битва была действительно великой — перевес сил по-прежнему был не на стороне беглецов. Диреллея и Канирали явили там свою полную силу, повстанцы сражались со всей яростью и вдохновением людей, дерущихся за свою свободу. Многие из них погибли, но враг бежал. И кто знает, останься Хеллин со своим войском, сумел бы он сохранить прозвище Непобедимого…
Раздавленный неожиданным поражением, он оставил мысли покарать изменников и вплотную занялся своим государством. Особенно армией, оказавшейся неспособной противостоять двум колдуньям, двум полуящерам Лармораннам и одной «кошкоухой твари». До этого момента воины Хеллина, которым доводилось сражаться лишь за пределами Энхиарга, относились к магам с презрением. Столкнувшись же с реальной мощью местных волшебников, не идущих ни в какое сравнение с теми колдунами, которых они легко одолевали в прошлом, хелроты многое переосмыслили и всерьёз занялись изысканием способа оказать им достойное сопротивление. Хеллин понял и то, что алаи обладают реальной властью в Энхиарге. Аласаис же, по его мнению лично спланировавшая всю эту бесславную для него кампанию, стала его злейшим врагом.
Они и раньше не питали добрых чувств друг к другу. Теперь же у Хеллина появился реальный повод ненавидеть Хозяйку Бриаэллара, и вместе с тем, он получил возможность пустить в ход легенду, что Аласаис затеяла всю эту смуту для того, чтобы ослабить его войско, возрастающей мощи которого опасалась. А раз уж сама Аласаис боится его, значит — Хелраад ждёт великое будущее. Эта идея всколыхнула всю страну. Хелраад стал стремительно развиваться. Исключительно в смысле военной мощи, разумеется. Все остальные аспекты жизни хелротов пришли в упадок — они были принесены в жертву новой цели…
Оставленные же своим бывшим властелином в покое, беглецы тем временем начинали новую жизнь на плодородных землях Междуречья. Канирали всё удивлялась, как столь замечательное место оказалось никем не занятым, и Аниаллу пришлось пересказать ей несколько жутковатых легенд, ходивших об эалах, населяющих граничащую с ним часть Великого леса. Соплеменников Кани тёмные алаи согласились терпеть при условии, что те не будут чересчур углубляться в Ал Эменаит. Более того, залы согласились в первое время приглядывать за своими новыми соседями, чтобы никому не вздумалось им напакостить. Самих людей такое соседство не смущало, куда больше они были озабочены жильём и пропитанием, и кто знает, сколько бы ещё им пришлось вынести, если бы им не помогало искусство Канирали, Диреллеи и братьев Лармораннов.
Теперь уже никто не возражал против применения магии. Возможно, все были уже настолько измучены, что забыли о гордости и приняли бы любую помощь, откуда бы она не пришла, но Алу думала, что дело всё же не в этом. Сианай видела, какой любовью прониклись люди к Канирали. Не к Диреллее, не к самой Аниаллу, не к Лармораннам, а именно к Кани. Перестав быть робкой, она осталась ласковой, внимательной и заботливой. Всё, что бы она ни делала, вызвало восторг в их сердцах. Они верили леди ан Фейм, обожествляли её, другая королева была им не нужна. А Канирали отказывалась править официально. Она не желала принимать корону до тех пор, пока не вернётся её супруг, для спасения которого дипломатами Элидана и Бриаэллара делалось всё возможное… и невозможное тоже.
Кани мечтала о возвращении мужа. Теперь, когда всё успокоилось, она так ясно представляла, как преподнесёт ему это новое королевство, этот замок, который она возводила, чтобы её супругу было куда вернуться, да и себя саму, любимую народом королеву-победительницу, — словно чашу вина измученному походом воину…. Могущественная волшебница казалась юной девушкой, трепещущей перед первым свиданием с любимым и раз за разом с упоением представляющей момент их будущей встречи. Леди ан Фейм ждала мужа.
И дождалась…
О том, что он освобождён и скоро прибудет в Междуречье, стало известно в середине весны. Это был ещё один повод для восторгов Кани — её страна и особенно сад вокруг замка, разбить который в столь короткий срок стоило ей огромных трудов, должны были предстать перед своим хозяином во всей красе. Для встречи супруга Канирали велела сшить себе платье наподобие тех, которые она носила в Хелрааде — старые были ей велики, новые же имели чересчур смелый покрой, а ей хотелось, чтобы муж нашёл её такой же, какой оставил.
Однако новоиспечённый каниралийский король, казалось, вовсе не заметил её стараний. «Сколько же ему пришлось выстрадать… там», — с болью в сердце думала Канирали, глядя, как он, подавленный, едет между ликующих горожан. Он старался улыбаться, но она-то заметила складки на его лбу и в углах рта. Проезжая же мимо памятника героям битвы на Огненной, он и вовсе замер, как от удара, и стиснул челюсти так сильно, что на щеках его заходили желваки. «Боль его народа — его боль», — с гордостью прошептала Канирали и, стоило её мужу спешиться, забыв о приличествующей сдержанности, бросилась ему на шею. Толпа разразилась одобрительными возгласами. Но самой Кани показалось, что она обнимает одну из статуй мемориала…
