Муж не позволил Канирали проститься с детьми, и ей пришлось прибегнуть к колдовству, чтобы взглянуть на них, как ей тогда казалось, в последний раз. Она не стала будить их, нет, и уж тем более оставлять душещипательные письма. Она не хотела настраивать мальчиков против отца. Кани достаточно хорошо знала своих детей, чтобы понимать — их место здесь, и, уговори она сыновей покинуть вместе с ней Междуречье, они будут тосковать по своему народу… как бы он ни обошёлся с их матерью.
С первыми лучами солнца три женщины выехали за городские ворота. Канирали покидала построенный её стараниями и носящий её имя город, не взяв с собой ничего. Ничего, кроме тетрадей с записями импровизированных лекций Диреллеи и Аниаллу — тех самых, которые она собиралась сжечь, как только муж вернётся домой. Мысль о них заставила Кани горько усмехнуться: тетради уцелели, а вот мужа она потеряла… Вдруг, она нагнулась в седле и ловко выхватила из висящих на поясе Диреллеи ножен кинжал. Эльфийка, уже на сотый манер прокручивающая в мыслях казнь «овдовевшего» короля, не успела среагировать. Но Канирали и не думала причинять себе вред она лишь распорола платье от тесного воротника до самой груди и отвернула ткань так, чтобы обнажились загорелые плечи. Сделав это, она широко улыбнулась каким-то своим мыслям и, лукаво подмигнув, бросила кинжал остолбеневшей Диреллее. С тех пор Канирали всегда носила именно такие зелёные, низко вырезанные платья. Быть может, впервые сделав это в знак своего освобождения, потом она просто следовала алайской моде, традиционно открывающей женские плечи? Кто знает… Главное, что Кани пережила нанесённый ей удар и даже могла улыбаться.
Изгнание открыло Канирали дорогу к осуществлению всех её тайных мечтаний, в том числе и самого сокровенного — создать школу магии, где все те, кого природа наградила даром колдовства и кому жизненные обстоятельства так или иначе мешали применять его, могли бы найти себе новый дом, внимательных наставников и друзей. Сама Тиалианна благословила этот замысел, помощь же Хозяйки Бриаэллара была более материальной. Так появилась знаменитая школа Ар-Диреллейт… Её ректорши — «Зелёные Волшебницы», как прозвали их за неизменно изумрудные платья, — вкладывали в дело всю свою душу…
Спокойная, добрая и мудрая Канирали прекрасно уравновешивала бурный темперамент Диреллеи, склонной к порывам, поспешным и подчас жёстким решениям. Их общее детище процветало… в отличие от королевского рода города Канирали.
* * *
— К сожалению, такие, как мой муж и эта твоя девочка, живут в выдуманном мире, — вздохнув, проговорила Канирали через некоторое время. — Мы с Дире даже словечко особое придумали: идеоты — для тех, кто за какой-нибудь высокой идеей не видит, что творится у них под носом.
У моего мужа были элиданские корни, ты знаешь, отсюда и идеалы — элиданские. Но для решения проблем в Хелрааде… этом «Лжеэлидане, который лишь внешне слегка облагородился, расчетливо подражая своему ближайшему соседу, чтобы заручиться его поддержкой и закрепиться в Энхиарге», — процитировала она, — в Хелрааде его методы не сработали. Он думал, что достаточно, набравшись храбрости, прийти к Хеллину со своей мирной инициативой (что, согласись, своего рода подвиг) — и всё как-нибудь утрясётся. Возможно, так и было бы в его выдуманном мире, или даже в настоящем Элидане, но не в Хелрааде. Этого мой мечтатель, — опять грустно усмехнулась Канирали, — так и не смог понять за всю свою жизнь. За что едва не поплатились мы все.
Но какое дело идеоту до кого бы то ни было, когда дело всей его жизни провалилось? ИДЕЯ погибла! Вот мой супруг, например, обвинил меня в том, что я била в спину врага и тем самым нанесла удар в спину ему самому. Его совершенно не волновало, почему я сделала это, сколько его подданных погибло бы, поступи мы… более благородно. Не смущало даже то, что идея его в этом случае тоже умерла бы — вместе с нами! — печально сказала Канирали, но в зелёных глазах её, обращенных сейчас к Аниаллу, не было боли, её раны давно затянулись… чего явно нельзя было сказать о другой Зелёной Волшебнице.
— Вот ведь не лежала у меня душа обучать вашу Ланриссу магии! — воскликнула Диреллея. — Не хотелось ответственность на себя брать, если ей придёт в голову насильно кого-нибудь осчастливить.
— Может, и не пришло бы, — сказала Канирали. — Может быть, в её жизни должен был появится кто-то, наставник или просто возлюбленный, кто помог бы найти подходящее ей место и направить её немалые таланты в нужное, безопасное русло.
— Наша школьная жрица Тиалианны, Таан'мей, тоже надеялась на это. Супружество было прописано в Пути Ланриссы, и мы всё поглядывали на её однокурсников: может, кто-то из них…
— Ну, насколько мне известно, мои прогнозы сбылись и Ланрисса едва не погубила своих лучших друзей пытаясь проникнуть в Руал? — настаивала на своём Диреллея.
— Да. Если бы они дождались меня, всё могло быть иначе. А так… Амиалис не дала руалцам растерзать их только для того, чтобы потребовать их изгнания из Энхиарга. На веки вечные.
— Я помню, Таан'мей была очень опечалена, — сказала Канирали. — Кстати, хочешь, я свяжу тебя с ней? Она довольно разговорчивая особа.
Аниаллу тут же закивала, что да, очень хочет. Они поговорили ещё немного, Канирали вслед за подругой принялась стыдить Аниаллу за долгое отсутствие и не унималась до тех пор, пока сианай не пообещала ей быть через десять дней на Сладком дне. Искусство Канирали готовить сложнейшие блюда, сохранившееся у неё ещё с хелраадских времён, восхищало Алу не меньше, чем её талант изобретать новые заклятья. Наконец, они попрощались.
Изображение комнаты исчезло за новой зелёной вспышкой, через мгновение поверхность зеркала засияла мягким жемчужным светом, а когда он рассеялся, на сианай взглянули крупные, чуть косо поставленные миндалины карих глаз незнакомой танайки.
* * *
Таан'мей сидела в полутёмной комнате у камина. Кружка чего-то горячего в длинных пальцах, толстый свитер, на чётко очерченных скулах — румянец, какой выступает у детей Тиалианны только на сильном морозе — видимо, танайка забралась в очень холодные края. Аниаллу удивилась, потом — ещё раз, рассмотрев две рыжие, прямо пылающие косы Таан'мей… а потом удивилась тому, что после сегодняшнего вообще способна хоть чему-то удивляться.
Танайка же, видимо заметив её взгляд улыбнулась сианай как старой знакомой и вместо приветствия лукаво спросила:
— Госпожа Тень думала, что её друг Ирсон — единственный рыжий танай в Энхиарге?
Алу кивнула. Она чувствовала, что танайка не прочь поболтать с ней о «её друге Ирсоне», но мысли сианай были заняты сейчас совсем другим. Таан'мей тут же уловила её настроение.
— Хорошо, — сказала она, словно признавая право Аниаллу не поддерживать светскую беседу. — Диреллея вкратце объяснила мне, о чём ты хотела поговорить. Думаю, об этической стороне вопроса — мне и начинать не стоит? — сочувственно добавила танайка.
— Не стоит, — кивнула Алу, — ситуация не та. И у меня просто нет сил ничего объяснять. Может быть, потом… после того как ты расскажешь мне об этой юной даме.
