С оборотнем не так. Оборотень это один из своих. Может, сосед, которого с детства знаешь, а может — что еще страшнее, — и кто-то из твоей собственной семьи. Днем он может тебе душевно улыбаться и вести разговоры за жизнь, а ночью без всякой жалости разорвет глотку и тебе спящему, и всем твоим чадам и домочадцам. Говорили, правда, что свою семью оборотень до поры до времени не трогает. Но так ведь это до поры…
Хуже всего было то, что имел оборотень силу дурманить человеческий разум, отводить окружающим глаза так, чтобы не замечали те очевидного. Мог оборотень и сон колдовской наслать, и морок наяву навеять. Не захочет он, чтоб ты его видел, так и не увидишь нипочем. Так бывало, что у тебя за стенкой смертоубийство лютое творится, детушки киком кричат, о помощи просят, а ты спишь себе сном младенца и ничегошеньки не слышишь. А если оборотень кто из твоих домашних, ни за что тебе не догадаться, кто он на самом деле. И узнаешь ты правду, хорошо, если одним из последних…
Вот ведь и на выгоне ночью шум немалый стоял, это уж как пить дать, а до деревни ни единого звука не долетело. Точнее, может звук-то и долетел, да вот никто его не услышал. И ни одна собака ухом не повела. Вот и дознайся после этого, кто тут оборотень!
Старики говорили, что и сам человек, которого проклятье настигло, далеко не сразу понимает, кем стал. Если, конечно, он не черный колдун, и не специально на себя звериную шкуру примерил. О таких разговор особый. А простой человек поначалу вместе со всеми дрожит от страха и от собственной тени шарахается. И понимает, в кого превратился, только когда почти ничего человеческого в нем не остается.
С каждым днем все труднее ему становится принимать прежний, людской облик, и со временем превращается он навсегда в зверя бессловесного. Поговаривали, что каждый волколак был когда-то человеком, который в свое время через оборотня превратился в обычную нежить, в чудище лесное. По счастью, вместе с душой человеческой терял оборотень и ту силу колдовскую, что давало ему черное волшебство, его сгубившее. И оставались ему лишь лютость да злоба звериная до конца его дней…
Когда страшная правда разошлась по деревне, первым делом решено было отправить к князю гонцов с просьбой о помощи. С таким делом как нельзя лучше справились бы братья Бочуны. Но они, лучшие охотники во всей деревне, как назло, ушли на дальнюю заимку и вернуться должны были не раньше чем через три дня. Однако ж деваться было некуда, и деревенские, скрепя сердце, решили подождать. Не отправлять же, в самом деле, с важным поручением кого попало, особенно когда по округе рыщет оборотень!
Когда братья—охотники не вернулись ни через три дня, ни через пять, ни через неделю, стало ясно, что дело неладно, и придется искать других гонцов. Идти вызвались четверо, все мужики не робкого десятка, из тех, что не побоялись бы выйти в одиночку с рогатиной на матерого медведя. Дождавшись, для пущей безопасности, новолуния и положив богатую жертву Богам, гонцы отправились в путь.
Для тех кто остался в деревне потянулись дни тягостного ожидания. Почти позабросив привычные дела, люди избегали без особой надобности выходить со двора. А уж за околицу вообще мало кто отваживался высунуть нос. С наступлением сумерек деревня замирала. Не горели костры по окрестным луговинам, не играли дудки, не разносился по округе девичий смех да строгие окрики разбуженных родителей.
По ночам не было в деревне ни одного дома, где до рассвета не горел бы огонь, и не сидел бы, пока остальные спали, возле двери караульщик с рогатиной или вилами. Все понимали, что против оборотня надежды на такую стражу мало, но все равно продолжали караулить.
А между тем тонкий серпик молодой луны с каждой ночью становился все шире и ярче. Приближалось очередное полнолуние…
Гонцы вернулись через девятнадцать дней, когда луна уже пошла на убыль. За время их отсутствия два деревенских дома стали могилами для своих неупокоенных обитателей. Оборотень лютовал не на шутку: злая смерть настигла девятерых человек, всю их скотину и даже кошек и собак. А в одном из двух злосчастных домов не уберегся и домовой.
Ближайшие соседи клялись всем на свете, что не сомкнули глаз до рассвета и не слышали при этом ни единого звука. Им, в общем-то, верили, но все равно поглядывали с неодобрением.
Подученный дедом Прохором, деревенский староста запретил чтобы-то ни было трогать в кровавых домах. Погода стояла жаркая, и теперь деревню помимо страха донимал еще и смрад, распространявшийся от наспех заколоченных изб.
Князь прислал в деревню малую дружину и своего жреца. Люди понимали, что от ратников толку будет немного, но вот появление жреца вновь разбудило в их сердцах угасшую было надежду на спасение.
Жрец похвалил старосту за то, что тот велел заколотить злосчастные дома и никого к ним не подпускать. Полдня провел он в этих страшных прибежищах смерти, а когда вышел, на него страшно было смотреть. Отдышавшись немного, жрец подтвердил слова деда Прохора о том, что в округе хозяйничает самый настоящий оборотень. Он разрешил предать Возносящему Огню останки погибших, а сам направился на выгон.
Три дня бродил он по деревне и окрестностям, расспрашивал людей, искал что-то в принесенных с собой свитках и с каждым днем становился все мрачнее и мрачнее. По ночам он жег что-то на стоящем посреди деревни Малом Жертвеннике. Тогда по деревне расползался незнакомый пряный запах, от которого слипались глаза и неодолимо клонило ко сну. Наконец, на рассвете четвертого дня, жрец собрал всю деревню и обратился к жителям с речью.
Жрец сказал, что сделал все, что было в его силах, но не знает точно, достаточно ли этого для того, чтобы остановить оборотня. Боги явно на оборотня не указали. Пока. Так что может статься, оборотень и не из их деревни. Нужно ждать, сказал жрец, ждать и верить в силу Светлых Богов. С тем он и убыл восвояси, прихватив с собой всех княжеских ратников. Напоследок он пообещал, что попытается испробовать еще один способ одолеть оборотня, а пока велел сохранять спокойствие и гнать от себя черные мысли.
Сказать, что люди были разочарованы, значит не сказать ничего. Жрец, которого они представляли себе всемогущим посредником Богов, оказался на деле всего лишь странным болтуном, от которого даже и глупо как-то было ждать избавления от страшной напасти.
Когда в первую же ночь следующего полнолуния оборотень подчистую разорил еще два дома, деревенские поняли, что ждать больше нечего. Пора было сниматься с насиженных мест и бежать из проклятой деревни куда глаза глядят. О том, что оборотень, если он и правда из деревенских, неминуемо последует вместе с ними, люди старались не думать.
Два дня хмурые мужики и причитающие бабы собирались в дальнюю дорогу, а на рассвете после первой ночи новолуния четыре десятка телег покинули опустевшую деревню.
К вечеру того же дня люди вернулись обратно. В семи верстах от деревни их остановила наспех возведенная застава, и княжеские ратники велели поворачивать обратно. Деревенские просили, умоляли, ругались, но все было напрасно. Ратники, хмуря брови, отводили глаза, но рук с потертых рукоятей мечей не убирали. В конце концов, деревенским не осталось ничего другого, как повернуть назад.
