– Посмотри на Бахамота, глупец. Ты видишь его? Хорошо видишь?
Стрелок встряхнул зверя, давая королю-бродяге полюбоваться на беспомощное чудище.
– Он ведь совсем ребенок, Гури. До настоящего чудища ему расти еще лет триста. Но за стенами Пустоши об этом пока не знают. Как думаешь, чего стоит тайна шарлатана? Мешка золота? Тюрьмы? Меча в спину? Спроси солдат, которые тебя окружают, – когда они последний раз видели солнце?
Гил-Ллиу забеспокоился. Об этой стороне вопроса он не задумывался. Но отступать было поздно.
– Считаю до трех, Хоакин, – загремел голос короля-бродяги. – Ты оставляешь Бахамота…
Тяжело переваливаясь на непослушных ногах, Лиза подбежала к Маггаре. Подняла на руки невесомое тельце феи. Краем глаза Хоакин увидел, как гвардейцы вскидывают луки.
– Инцери голодна, – послышался девичий голосок. Ящерка нырнула в костер и принялась набивать рот горячими угольками.
– …затем отворачиваешься…
– Инцери хочет есть.
«Не вовремя на тебя жор напал, Инцери, – подумал Хоакин. – Интересно, сколько времени стражники продержат луки натянутыми?»
Ящерка надулась. Она стала ярче и крупней; языки пламени втягивались в ее утробу оранжевым вихрем.
– …и без шуток с элементалыо, у нас есть факелы. Раз!
Хоакин вздохнул. Элементаль умница, но гасить костер бесполезно. В обычной пещере это бы помогло. Убрать единственный источник света, броситься на землю… И пусть стрелки палят в черную тьму, как в дублончик. Но в логове разливалось тусклое багровое сияние той же магической природы, что и сияние Авроры Колоратуро. Да и меч истекал жестоким белым пламенем. Отведав крови зверя, Ланселотов клинок словно взбесился.
– Два!
Ящерка стала крупнее и ярче. Внезапно Хоакин понял, что она собирается сделать.
– Лиза! – крикнул он. – Береги глаза!
Вспышка ударила по глазам даже сквозь зажмуренные веки. Томительное мгновение Хоакин стоял, пережидая щелчки стрел. Каждая стрела – болезненный удар сердца. Любой щелчок мог закончиться чьим-то предсмертным криком.
К счастью, обошлось. Столб пламени, взорвавшийся на месте костра, ослепил гвардейцев. Залп ушел в молоко, не зацепив никого из друзей Хоакина. Разве лишь Маггара…
– Маггара жива! – крикнула Лиза. – Бежим!
Она легко помчалась меж камней. Феин огонек в ее руках разгорался все сильней и сильней. Хоакин взвалил Бахамота на плечо. Дождавшись, пока Инцери прыгнет ему на штанину, он побежал за Фуоко.
– Дяденька! Дяденька! – пищал разными голосами зверь великий. – Отпустите, дяденька!
– Где выход? – пропыхтел Истессо. – А ну отвечай.
– Дядя шаггатан не велел говогить.
– Старшим надо отвечать… когда… спрашивают.
Кроха-чудище оказался не таким уж крохой. Бежать и разговаривать было тяжело. Хоакин начал задыхаться.
– Ты не старший. Мне, блин, уже сто пятьдесят лет!
– Зато мне – шестнадцать веков, – фыркнула Инцери. – Где выход, малявка? По жопе дам!
– Не ругайтесь, тетенька, я все скажу. Выход там.
– Лиза, стой! Обратно. Не туда бежим.
Как и все плохое, пещера наконец кончилась. Первым приближение внешнего мира почуял кроха Бахамот. Он задергался на плече, забеспокоился.
– Отпустите, дяденька! Не надо!
– Хок! – Лиза обернулась к стрелку, сияя, как новый дублон. – Там свет.
– Ага. Выбрались-таки.
Вонь свалявшейся шерсти пронизала струя свежего воздуха. В нее вплетались запахи клевера и медуницы. Чудище забилось в истерике, колотя лапами по спине стрелка:
– Не-э ха-ачу-у! Отпустите… дяденька! Оатпу-усти-и-ц-те-э!
Хоакин сбросил Бахамота с плеча. Дал напутственного шлепка:
– Ну беги, чудовище. И помни о Ланселоте.
Горестно всхлипнув, кроха великий юркнул во тьму пещеры. Беглецы продолжили путь…
Вскоре запахи города стали ощутимей. После застарелого смрада логова они казались слаще меда. Дым печей, вонь сточных канав, зловоние дубильных мастерских. Сюда же примешивались и запахи металла из кузен и хлебный дух пекарен.
Колдовское свечение пещеры отступило. Бездонное небо – яркое, словно тарелка со стола Кантабиле, – повисло над героями. Солнце ударило в глаза, и Хоакин прикрыл лицо рукавом. Где-то залаяла собака, послышался детский смех.
– Бог мой! – ахнул кто-то. – Это же госпожа Легация! Жертвенная девочка.
Стрелок приоткрыл один глаз. Затем другой. На мостовой стояла толстуха в красном платье, с корзиной в руках. Кружевной чепчик, щеки-оладьи, нос, похожий на чайную пышку. Фартук с рюшечками. Корзину толстухи до краев наполняла сдоба. Из-под полотенца выглядывали булочки, пирожки, ватрушки.
– Мария! Лолетта! Поль! – заголосила толстуха. – Смотрите, кто перед вами! Смотрите скорей, а то шарлатан посадит их в тюрьму, и вы никогда не увидите.
По булыжнику мостовой застучали босые пятки. Детишки окружили Хоакина и Фуоко.
– Невинная жертва, – переговаривались они. – Какая красавица! А это кто?
Конопатый мальчуган протолкался вперед и замер, восторженно глядя на Хоакина. Занятный паренек: рыжие вихры в разные стороны, штаны драные – троих можно спрятать. Дитя предместий, в общем.
– Дяденька, вы Ланселот? – требовательно спросил он.
– Да.
– А меч дадите подержать?
Меч? Хоакин тронул теплую рукоять. Ничего еще не закончилось. Ребенок был удивительно похож на Бахамота, оставшегося в пещере.
А вон – белобрысый. И рядом – чернявая девочка.
Лезвие оставалось тускло и мертво. Истессо попробовал вытащить его из ножен. Меч вышел наполовину и застрял. Значит, все в порядке. Оружие выкопано против зверей великих, для людей оно безопасно.
– Нет, не дам. Объяснить почему?
– Я знаю. – Паренек улыбнулся застенчивой щербатой улыбкой. – Оружие не игрушка. Мой папа тоже не разрешает трогать свою шпагу. А он – главный гвардеец при дворе.
Девочка с черными косами требовательно дернула стрелка за штанину:
– Вы видели чудище? Какое оно? Вы с ним дрались?
Детский гомон стих. Булочница хлопотливо всплеснула руками:
– Не слушайте их, господин Ланселот! Они еще маленькие, понимаете? – засуетилась она. – Если их услышат шпионы шарлатана, случится что-то нехорошее. Их упрячут в тюрьму. Уйдите, прошу вас!
– Брысь, жиртрестка! – рявкнула Инцери. – Жопа в башмаках.
На это у толстухи ответа не нашлось. Ее щеки затряслись, словно студень.
– Сударь!… Сударыня!…
