Как объяснил Осия, им надлежит следовать по тропе, которая вела сначала вверх по склону, огибала гору, а затем спускалась вниз. Путешественники могли, конечно, сойти к подножию горы и обогнуть ее понизу, но поскольку они изначально находились выше середины подъема, выбранный путь должен был привести их к цели быстрее.
Йен не знал, сколько миль они прошли, и сколько еще оставалось до места назначения — на эту тему Осия не очень-то распространялся, как, впрочем, и на все остальные, и Йен мог только строить предположения. Десять миль? А может, тридцать? Какой высоты эта гора и долго ли им еще подниматься?
Но путешествие оказалось довольно приятным. В одном месте тропа, врезавшаяся в склон горы, была вымощена истертыми каменными плитами, уложенными давным-давно. Вдоль дорожки тянулись высокие непроходимые заросли малины, усыпанные мелкими темно-красными, почти пурпурными ягодками. Осия на мгновение остановился, выбрал ягоду покрупнее, закинул ее в рот и улыбнулся.
Йен сделал то же самое. Ягода была не такая сладкая и сочная, как он привык, но юноша никогда раньше не пробовал настолько не по-садовому душистой малины. Осия извлек из своего рюкзака два пластиковых мешка вместимостью в кварту и подал один Йену. На то, чтобы наполнить оба пакета, ушло всего несколько минут, что совершенно не сказалось на количестве малины на кустах, еще мгновение понадобилось, чтобы надуть мешки, предохраняя тем самым ягоды от лишних повреждений, и закинуть их наверх рюкзаков.
Заросли редели по мере того, как путники подымались все выше и выше; и вот уже каменистую почву украшают лишь редкие упрямые растения. Йен решил, что тропка видела и лучшие дни. Юноша держался подальше от осыпающегося края, а время от времени ему приходилось перепрыгивать через узкие — и слава богу, что так! — трещины, пересекавшие путь: на ту сторону он старался приземляться как можно аккуратнее.
— А нельзя ли узнать, зачем понадобилось прокладывать тропинку по этой крутизне?
Осия пожал плечами.
— Это случилось давно: некогда один из Древних, известный как Фендерель, жил в пещере у самой вершины, питаясь медом и утоляя жажду растопленным снегом. Его считали мудрецом, и потому многие подымались на гору, чтобы посоветоваться с ним. — Осия снова пожал плечами. — Со временем жители деревни у подножия горы проложили дорогу, за право подняться по которой взимали пошлину. Потом то же самое сделали обитатели деревни по ту сторону горы…
Йен поглядел вверх по склону, на покрытый снегом пик.
— А он все еще там живет?
Осия покачал головой и улыбнулся.
— Нет. Уж больно много народу к нему приходило — а ведь он поселился на горе, чтобы пожить в одиночестве. Однажды Фендерель просто исчез.
— Что с ним сталось?
— Ушел. Мне известно не все на свете. — Осия улыбнулся по-дружески, но сдержанно. — Во всяком случае теперь.
Йен так старался смотреть вперед, а не под ноги — чтобы не видеть, как стронутые с места галька и камешки, срываясь с дороги, летят вниз по склону, — что путники успели обогнуть гору, прежде чем он опустил глаза. Далеко внизу широкая серебристо-серая река извивалась по лоскутному зелено-желтому одеялу из лесов и пшеничных полей. Где-то на полпути вниз висело пухлое облако, затенявшее часть долины. Воздух был прозрачнее, чем привык Йен; он различал фигуры людей, которые двигались меж зеленых грядок, вырывая сорняки, или собирая урожай, или занимаясь еще каким-нибудь сельским трудом.
— Вот и Харбардова Переправа, — сказал Осия, указывая вниз.
В петле реки виднелись несколько низких строений, одно из которых располагалось прямо у края воды. Точно такое же стояло напротив, через реку. На глазах у Йена с баржи, причалившей к дальнему берегу, съехала на дорогу повозка, влекомая упряжкой быков. Повозка тронулась дальше, туда, где большак скрывался под деревьями.
Йен кивнул:
— К ночи спустимся?
— Может, завтра к вечеру. Но скорее всего послезавтра. Дорога не такая легкая, как того хотелось бы, и долина дальше, чем кажется. — Осия взглянул в голубое небо. — День моложе не становится, да и я тоже.
К тому времени как село солнце, окрасив небо на западе в розовое с золотом, Йен уже давно убедился в правоте Осии: дорога была длинной и тяжелой. Она изгибалась как змея, которая проглотила пружину-игрушку, пока та извивалась вниз по склону. Йену пришло в голову, что у строителей дороги, надо полагать, имелись какие-то религиозные предрассудки против прямых линий.
На ночлег расположились без особых удобств возле небольшого круглого озерца; с одной стороны его питала тонкая струйка воды; такая же струйка вытекала с противоположной стороны. Никакого песка на берегу: голый камень и прозрачная вода.
Йен уже выудил из своего мешка чашку, но Осия предостерегающе воздел палец, а затем опустился на колени у ручейка и, зачерпнув ладонью воды, поднес ее к губам. Потом улыбнулся и кивнул.
Йен опустил чашку в воду. Та оказалась настолько холодной, что у него заныли зубы. Еще она слегка отдавала сосной. К тому времени, когда Йен напился, Осия уже развел небольшой костер в обугленном углублении скалы и деловито собирал хворост чуть выше по склону.
Скорый ужин состоял из пары ломтей на удивление нежной вяленой говядины, извлеченной из рюкзаков, остатков малины и холодной воды. Осия, сложив ноги по-турецки, сидел напротив Йена по ту сторону костра: трепещущие отсветы огня придавали его лицу демонический вид.
— Я посторожу, Йен. Мне не нужен долгий сон, а тебе он необходим.
Последнее было неоспоримо. Йен расстелил на камне пластиковый коврик, снял ботинки и залез в спальник: земля казалась ему очень твердой. Подложив руки под голову, он еще успел подумать, что не стоит спать…
В предрассветном сумраке Йена разбудил пронзительный крик.
Ночь он провел ужасно, то и дело просыпаясь, а затем снова погружаясь в дремоту не более чем на несколько секунд — так ему, во всяком случае, казалось. Стоило скрипнуть дереву, и юноша едва не выскакивал из спальника; еще он пробуждался, если ветер менял направление. Но даже когда Йену ничто не мешало, его сон тревожили кошмары: Торри, Мэгги и мать Торри подвешены на крюках, и с них живых сдирают кожу прямо у него на глазах. Йен просыпался в ледяном поту, рывком садился, затем вновь принуждал себя лечь, мокрый, дрожащий от холода в своем спальнике.
Через мгновение стало ясно: крик ему не приснился.
Он выскочил из-под одеяла и увидел в предутреннем свете, как Осия, пошатываясь, отступает от чего-то такого, что Йен никак не мог разглядеть в рассветных сумерках. Оно было выше обычного человеческого роста и смутно походило на человека, однако его покрывала то ли сбившаяся в сальные космы густая шерсть, то ли жирные и омерзительно длинные отростки кожистой плоти.
Тварь потрясла массивной головой, чтобы свисающие пряди не застили глаз, и снова бросилась на Осию, целя толстыми руками тому в лицо или в голову.
