— Нечестно просить об этом, — сказала она.
— Тогда не проси, жена, — откликнулся тот. — Но если ты не станешь, так я сам попрошу.
Фрейя фыркнула.
— И будет ли твоя просьба иметь вес? Ты бросил мальчику хорошо если пару слов, ты вышел и убил Хлада не из-за мальчика, а потому что великан имел глупость угрожать твоему дому, и ты считаешь, будто это дает тебе право просить…
— Я есмь такой, какой я есмь.
Осия улыбнулся.
— Думаю, молодой человек, тебе не стоит бросать на ветер подобные фразы. — Он встал и отодвинул стул от стола. — Не слишком ли много ты на себя берешь?
На мгновение лицо Харбарда снова потемнело, однако момент гнева быстро прошел.
— Поступай как знаешь, жена. Я ни о чем не стану просить.
Осия подошел к двери, снял со стены свой плащ. Фрейя села рядом с Йеном и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я ни о чем не прошу, — произнесла она и подняла ладонь, предвосхищая ворчание Харбарда. — Только хочу сказать тебе, что если Брисингамену случится вновь попасть в мои руки, я буду хранить его лучше, чем раньше. — Ее улыбка успокаивала, но не ослепляла, не затуманивала разум, не влекла за собой болезненной эрекции. — Клянусь.
Осия уже накинул плащ, повесил через плечо колчан и как раз поднимал на спину рюкзак.
— Все меняется, — сказал он.
Фрейя обернулась к нему с легкой улыбкой на губах.
— Я все еще есмь та, кто я есмь, Орфиндель… Или Арвиндель, или Аурвиндель, или Орендель, или Осия, или как там тебя на самом деле зовут.
— Ты всегда была и останешься Фрейей, — ответил Осия. — Было время, когда я отправился и разыскал бы для тебя ожерелье. — Он улыбнулся.
— Было время, когда ты отдал его мне.
Так! Слово сказано. Осия не просто Орфиндель, эльф или Древний, или как там они себя называют. Он — Строитель.
Йена передернуло. Дядюшка Торри, дорожный спутник Йена — Строитель?
Обреченный Строитель?
Почему бы и нет? Он ведь уже завтракал с Одином и Фрейей; почему бы не путешествовать в компании того, кто построил, скажем так, все, что есть на свете значительного, прародителя цвергов и…
— И ты позволила сломать ожерелье и разделить его камни, — негромко произнес Осия, прерывая ход мыслей Йена. — Чего бы ты, как я подозреваю, сейчас делать не стала; на божества плодородия стоит полагаться, когда они уходят в отставку, пусть при этом способностей к внушению у них поубавилось.
Фрейя сделала к нему шаг и остановилась, скрестив руки на груди.
— Ты полагаешь, я не могу… уговорить его или даже тебя? Это вызов?
Она улыбнулась одними губами, не глазами. Осия пожал плечами.
— Вряд ли это имеет значение. Я полагаю, тебе известно, что цель и средство в этом деле тесно связаны, и ты не станешь соблазнять меня или Йена, чтобы получить Брисингамен — поскольку знаешь, что тогда на тебя легло бы проклятие, как если бы ты, скажем, убивала ради золота Отра.
[27]
Единственный глаз Харбарда зажегся огнем. Он вскочил на ноги, и из его груди вырвалось рычание.
— Что бы ты сказал мне, Древний Бог? — спросил Осия. — Сказал бы, что тогда был молод и свиреп? Сказал бы, что твой род всегда ответственно использовал его власть? — Осия печально покачал головой. — Не думаю. И полагаю, ты согласишься.
Харбард медленно кивнул.
С мечом на поясе, Осия поднял свой лук, все еще не натянутый.
— Йен, поторопимся в путь. Харбард, не будешь ли ты так добр перевезти нас через реку? Пожалуйста…
— Хорошо.
Фрейя подала Йену туго набитый кожаный мешок.
— Здесь смена одежды для каждого, еда в дорогу и подарочек, — сказала она. — Как было обещано.
Харбард мгновение поразмыслил.
— Еще кое-что, — заметил он. — Твое благословение пареньку.
Фрейя покачала головой.
— Мое благословение? Оно и так с ним. — Богиня прикоснулась к своим губам, а затем ко лбу Йена. — И всегда будет.
В загоне находились лишь ворот, корыто с подозрительного вида водой, остатки сена и зерна в большом ларе по соседству. Загон имел форму подковы, один рукав кончался в нескольких футах от реки, другой карабкался вверх по склону, упираясь в темный зев пещеры.
Харбард сначала свалил тюк сена с правого плеча и мешок зерна с левого — Йен испугался, что мешок вот-вот треснет по швам, — затем вложил в рот два пальца и свистнул.
Издалека донесся стук копыт, и из пещеры появились два коня. Они неторопливо бежали вприпрыжку, но приближались быстрее, чем казалось возможным, с точки зрения Йена.
Только один из них был не вполне конь. У лошадей не бывает с каждой стороны по четыре ноги, которые движутся в плавном ритме и сокращают расстояние до цели с такой скоростью, с какой не может бежать ни один конь.
— Слейпнир… — произнес Харбард, когда зверюга остановилась у забора и, мощно фыркнув, подняла облако пыли не меньше того, которое тянулось вслед за ней.
Это было огромное животное, ростом с першерона или клайдсдейла, только еще длиннее. Нестриженая и нечесаная грива напоминала Йену бороду старика, а крапчато-серая шкура не отличались ни элегантностью, ни гладкостью.
Ноздри размером с кулак расширились еще сильнее, и животное ударило копытом. Глаза, свирепо глядевшие на Йена, светились разумом, хотя и не добротой.
— Но как… как загон это удерживает?
— Его, — кротко поправил Осия своего спутника, показав на коня большим пальцем. — Его.
— Ну, его…
Улыбка Харбарда кротостью не отличалась.
— Загон не для того, чтобы его удерживать, а для того, чтобы держать подальше всех прочих. Чтобы их не съели. — Он протянул коню на ладони изрядный кусок сырого мяса. Под шелковистой кожей быстро напряглись мышцы-канаты, мясо исчезло, и Слейпнир, повернувшись в мгновение ока, поскакал обратно к пещере и пропал в ней. Йен поднял руку, чтобы защитить глаза от облака пыли.
— Он остается со мной, — спокойно и задумчиво произнес Харбард — раньше Йен никогда не слышал у него такого голоса, — по тем же самым причинам, что и Фрейя: по своей и по моей воле.
Он махнул рукой второму коню.
— Сильвертоп…
Этот конь был черен как смоль, как ночь, черный без единого пятнышка или даже отлива — за исключением яркой белой звездочки на лбу, которую как бы продолжала длинная нестриженая грива. Большой, но не такой огромный, как Слейпнир, и всего-навсего с четырьмя ногами, хотя каждая из них выглядела толще и крепче, чем полагается.