И вообще, они почти не разговаривали друг с другом на протяжении всего этого безвременья. Йен чувствовал, что надо бы заговорить, необходимо заговорить, прорвать проклятую завесу молчания, нарушаемую лишь мерной поступью, — но не мог себя заставить.
Йена будто взяли да и выключили.
Он брел по нескончаемому проходу неизвестно сколько, пока туннель не стал подниматься вверх и под ногами не захлюпала грязь. Путь раздался вширь, осклизлые стены, укрепленные расставленными с интервалом в три-четыре метра балками из бревен, создавали впечатление, будто пробираешься по исполинскому пищеводу, ведущему к чреву мира.
Гладкое на ощупь дерево носилок стало вдруг давить на руки, в плечи больно врезались ремни рюкзака. Ноздри учуяли едва ощутимый запах, и как только шедший впереди Арни Сельмо миновал плотные заросли плюща, Йена оглушил птичий гомон.
Вообще, нести носилки позади куда легче — не гнетет бремя принятия решений. Юноша зажмурился и, втянув голову в плечи, последовал за Иваром дель Хивалом сквозь плющ. Снаружи приятно холодил свежий, без следа туннельной затхлости воздух.
Вот арка в резной, плотно увитой диким виноградом стене…
Нет. Не стена проступала сквозь прогалины в зелени — кора. Дерево, раскинувшее ветви над путниками, было невообразимо огромным, Йену поначалу даже показалось, что он и его товарищи вдруг уменьшились в размерах.
Однако побуревшие прелые листья у ног были самыми заурядными листьями дуба, да и остальные стоявшие в отдалении деревья были большими, но не гигантскими.
Просто они миновали арку, образованную замшелым, поросшим диким виноградом корневищем самого большого из дубов, которые когда-либо приходилось видеть Йену. В обхвате дуб этот напоминал огромную секвойю, на сколько же метров гигант устремлялся ввысь, определить было трудно — толстенные ветви зеленой завесой закрывали небо.
Ивар дель Хивал широко улыбнулся, когда они с Йеном поставили носилки на лесную землю.
— Мне не раз доводилось слышать, что местные жители черпают силу из воздуха и земли Тир-На-Ног, — сказал он, набрав пригоршню перегноя. — Могу поклясться, что это так и есть в отношении Ивара, сына Хивала. — И стал сосредоточенно, точно мазь, растирать перегной в ладонях.
Арни Сельмо взобрался на бархатное от наросшего мха корневище и сел.
— Не знаю, как вы, а я ни капельки не устал. Странно. — Уголки его рта скривились, углубляя старческие морщины. — Вообще-то я чувствую себя как огурчик.
Йен кивнул:
— Похоже, от Скрытых Путей не устаешь. Как будто…
Он осекся, ощутив на себе внимательный взгляд карих глаз Осии. На лице старика застыла едва заметная улыбка.
— Осия!
Йен кинулся к стоявшим на земле носилкам. Арни Сельмо уже карабкался по огромному корню вниз с аптечкой дока Шерва.
Осия облизнул пересохшие губы.
— Спасибо вам, — произнес он охрипшим голосом. — Спасибо тебе, Йен.
И попытался высвободить правую руку.
Йен тут же развязал путы, сковывавшие тело больного.
Пальцы старика впились в перегной — зашелестели опавшие листья. И, словно по мановению волшебной палочки, стоило руке погрузиться по кисть в темную массу, как дрожь утихла.
— Приятно вернуться домой, — окрепшим голосом промолвил Осия.
На какое-то мгновение Йен и остальные будто онемели. Не так, как в Скрытых Путях — это не было результатом внезапной потери способности говорить или нежеланием облечь мысль в словесную форму, нет. Тогда где-то в глубине сознания крепла уверенность в том, что все их предприятие изначально обречено.
Интуиция, как обычно, обманула Йена. Да он никогда и не верил в нее. В конце концов, интуиция основывается на жизненном опыте, а опыт Йена сводился к одному: тот, кого ты любишь, всегда готов либо забить тебя до полусмерти, а потом просто вычеркнуть из своей жизни, как папочка, либо же, черт побери, предательски умереть, как мама…
Нет и не может быть выигрыша, даже на мгновение.
Йен встал и потянулся. Ну хватит, к чертям собачьим все — это и есть выигрыш, хотя бы на мгновение.
Ивар дель Хивал прервал молчание:
— Пора двигаться дальше. День на исходе.
— Верно, — произнес Осия. — Может, к ночи успеем добраться до Холма Боинн, там и выспимся.
Йен мягко уложил старика на носилки.
— Ты пока полежи, мы тебя понесем.
Арни, убрав аптечку, тоже поднялся.
— Кто-нибудь знает, в каком направлении идти?
Прошло уже три, может, три с половиной часа, когда Арни Сельмо, шедший во главе маленькой колонны, как вкопанный застыл у гребня пригорка.
— Пригнитесь, — прошептал он, попятившись.
Йен с Иваром дель Хивалом поставили носилки на поросший мхом участок у края дороги, а Арни, стащив с себя рюкзак, улегся на живот и с поразительным для человека его возраста проворством ползком добрался до вершины пригорка.
Йен уже хотел было последовать за ним, но, передумав, решил остаться подле Осии.
Тот снова погрузился в сон — мерное покачивание носилок явно сморило старика. Темная кожа до сих пор не утратила землистого оттенка, дыхание оставалось медленным и прерывистым. Йен приложил пальцы к шее Осии — пощупать пульс. Кожа была холодной и влажной на ощупь, а сердцебиение, вопреки всему, ровным, без следа учащенности.
Это было добрым знаком — Осия отверг помощь Арни, предлагавшего лекарства, и у Йена отлегло от сердца, когда он убедился, что Осия явно идет на поправку, хоть и медленно.
По крайней мере за все время пребывания здесь у него не было ни одного припадка.
Веки Осии вздрогнули, глаза открылись. Облизав губы, он попытался заговорить, но рот лишь беззвучно шевелится.
Йен приложил палец к губам.
— Не сейчас, — прошептал юноша.
Ответом Осии было подобие улыбки, после чего голова его откинулась. Но он не сводил пытливого взора с Йена. В этом взоре всегда чувствовалось нечто особенное. Взор беспристрастного судьи, привыкшего оценивать всех и вся, проницательного, объективного, однако лишенного каких-либо эмоций, равно как и стремления что-то менять или кем-то повелевать.
— Отдыхай, — шепнул юноша, и тут же Ивар дель Хивал кивком предложил ему взобраться на вершину пригорка, где залег Арни. Пригнувшись, они почти ползком стали пробираться вперед.
— Спокойнее, парень, — прошептал над самым ухом Арни. — Мы сейчас чуть было не наткнулись на конный разъезд. Нам здорово повезло: таким, как эти, прикончить кого-нибудь — раз плюнуть. — Улыбка на изборожденном морщинами, грубоватом лице особым теплом не отличалась. — Они нас не заметили. Хочешь взглянуть?
Йен подполз к гребню пригорка, Арни тут же дернул его за ногу.
