— Выспаться, — ответил Осия. — И при этом никого и ничего не бояться.
Женщина кивнула в ответ:
— Это я могу для вас сделать. На сегодняшнюю ночь, — Покачав головой, она вздохнула. — Только этого маловато.
— Боинн, — обратился к ней Осия, выйдя вперед и положив руку туда, где должно было находиться ее плечо. — Спасибо тебе.
И тут Йену пришлось перенести небольшой шок. Осия больше не шепелявил, пропали хромота, немощное бормотание… Старик стоял прямо, положив на плечо женщины правую руку, ту самую, парализованную. Которой он и в носу поковырять не мог.
— Это все, что я могу… и хочу сделать сейчас, — пояснила она. — Бывали времена, когда…
— Да, — отозвался Осия, — бывали, Боинн. — Двумя пальцами он коснулся своих губ, после чего поднес пальцы к ее устам. — И я с грустью вспоминаю о них.
Боинн молчала, безмолвствовал и Осия, пока до Йена не дошло, что необходимо что-то сказать в ответ.
— Я бы хотел… выспаться.
— Взамен на такой подарок, как это чудесное дерево? — спросила незнакомка серьезно.
— Разумеется, — заверил ее юноша.
— Да будет так. — Боинн провела ладонью у глаз, и весь мир мгновенно обратился в благодатную темень, непроглядную, ласковую и убаюкивающую…
Внезапно Йен сел, правая рука сама собой потянулась к «Покорителю великанов». Пальцы нащупали рукоять. Юноша тут же вскочил, путаясь в одеяле, и, чуть не завопив, со свистом выхватил меч из ножен.
Он стоял босой на холодной, влажной от росы траве в предрассветной мгле.
Боинн исчезла, вместе с ней исчез и дуб.
Арни Сельмо только натягивал ботинки, а Ивар дель Хивал уже был на ногах, с мечом в одной руке, другая сжимала кинжал.
— Все бронзовые шары Бенизира! Что произошло?
— Успокойся, ничего страшного. — Осия сидел, опершись спиной об один из мегалитов, словно мумия, завернувшись в одеяло, снаружи оставалась лишь голова. Речь его снова была невнятной, правая рука бессильно возлежала на колене. — Просто Йен меня разбудил. А тебе хорошо спалось? — обратился Осия к юноше.
Вопрос этот показался Йену идиотским, но… да, он спал прекрасно. Возможно, впервые за несколько лет. Оглядевшись, Йен впал еще в большее изумление. Солнце уже коснулось краем вершины холма, над головой сияло голубое, в барашках беленьких облачков небо.
Обычное, мирное утро.
Что же, все это было лишь сном? Или чем-то еще?
Он вложил в ножны «Покорителя великанов», потянулся за джинсами… За левым отворотом было пусто, а вот за правым лежали несколько травинок и маленький желудь.
Юноша стоял, косясь на желудь в руке, и голова его внезапно стала ясной, утреннюю сонливость как рукой сняло. Йен, ощутив внезапный прилив бодрости, почувствовал, как его переполняет энергия.
— Что ж, раз мы все на ногах, отправимся в путь, — сказал Арни Сельмо, начиная сворачивать спальные принадлежности. — Надо использовать светлое время суток.
Йен кивнул:
— Хорошо, я только посажу желудь в землю и полью его.
Удивленный Арни, судя по всему, готов был протестовать, но Ивар дель Хивал лишь кивнул в знак согласия. И Осия тоже.
— Это было бы просто здорово.
Глава 6
Харбардова Переправа
Золотистый свет раннего утра понемногу уступил место яркому солнцу утра позднего, готового отдать себя на милость жаркому полуденному светилу. А когда за полуднем стал угадываться закат, дорога, миновав седловину у подножия холма, вывела путников прямиком к Харбардовой Переправе.
Йен был почти уверен, что дорогу специально проложили таким образом, чтобы переключить внимание любопытствующих странников на вид внизу, где река Гильфи змеилась по замысловатому ковру долины и где быстрые ее воды переливались на солнце, как рыбья чешуя.
Все вокруг было зеленым, и золотистым, и черным — зелень леса, покрывавшего почти всю долину, перемежалась лишь ведущими к реке дорогами, которые сами напоминали узкие речушки с неподвижной, коричневатой водицей, черным был цвет свежевспаханных полей, а золотистый властвовал там, где обретавшие спелость колосья хлебов волновались ветром, подобно золотым озерам.
— Ну вот, — вымолвил Арни Сельмо, одновременно с Иваром дель Хивалом опуская носилки на землю (за время странствия оба добились поразительной слаженности действий), — стоило пройти столько хотя бы для того, чтобы окинуть взором всю эту красоту. — Удовлетворенный собственной тирадой, он кивнул, будто соглашаясь с собой. — Здесь все как-то ярче, и краски насыщеннее.
В миле или чуть дальше внизу стояли бревенчатые хижины, напоминавшие ту, в которой появился на свет президент Линкольн, — построенные из крепких бревен, а не из набившего оскомину пластика. Одна из хижин располагалась у самой воды, и перед ней был сооружен небольшой причал, у которого на привязи покачивалась утлая плоскодонка. При виде троса, идущего до противоположного берега, Йен невольно улыбнулся.
— Что смешного увидел? — поинтересовался Ивар дель Хивал, потирая руки, будто желая отмыть их после долгого странствия.
— Рад буду увидеть жену паромщика Фриду, — ответил Йен.
— А, вон оно что, — понимающе кивнул Ивар дель Хивал. — Эх, помолодеть бы, да чтобы не было в голове иных забот, как только приударить за молоденькой красоткой!
— Я не это имел в виду.
Вообще-то звали жену паромщика не Фрида, а Фрейя. Именно она наделила Йена даром бесстрашно взглянуть в лицо Огненному Герцогу, именно ее благословение дало ключ к победе. Именно Фрейе юноша вверил рубин Брисингов.
Но он не мог сейчас сказать об этом. Не станешь же просто так распахивать душу.
— Она славное готовит жаркое, — в конце концов произнес Йен, — а пироги еще лучше.
Арни Сельмо так и стоял с рюкзаком на спине, пока Иен снова не постучал в дубовую дверь, на этот раз сильнее.
Никакого ответа. Арни покачал головой. Нет, явно в этих местах не все в порядке.
Черт бы тебя побрал, старина, да ты ведь уже и вправду старина , мелькнуло у него в голове. Впрочем, сейчас Арни чувствовал себя моложе, чем в двадцать-тридцать лет. Утром он проснулся с ощущением некой скованности в теле, но боли не было. Арни помнил, как по утрам просыпался, проведя беспокойную ночь под боком у Эфи в последние ее месяцы, сквозь сон чувствуя, как бедняга ворочается в полузабытьи, даруемом смесью из снотворного и болеутоляющего. Тогда ему и в голову не приходило задать себе вопрос, где у него покалывает.
Но здесь все оказалось по-другому — боль действительно исчезла.
Он продрых всю ночь на парочке одеял, наскоро расстеленных на холодной земле, потом прошагал несколько часов кряду, неся носилки, и теперь чувствовал себя…
