Достав острый короткий ножик, хозяин проворно взрезал тушку. На это Торри уже не смотрел — он знал, как потрошат курицу.
Отец повел их по рынку. Мимо сложенных стопой свежесорванных пучков лука, от которого даже в глазах щипало. Мимо лавки костлявого краснолицего гончара — тот со звоном расколол о колено тарелку, вопя, что, мол, куда выгоднее делать тарелки лишь для того, чтобы насладиться звуком бьющейся посуды, чем продавать их за ничтожную плату, предложенную скаредным покупателем. Мимо сапожника в кожаном фартуке, срезавшего излишки кожи со свежей подметки для изящной дамской туфельки. Мимо худющего как скелет карлика, что толкал перед собой двухколесную тележку, доверху заваленную смрадными комьями конского навоза, от которой шарахались люди. Торри запомнилась улыбка этого человека — широкая, добродушная, гнилозубая — и его самодовольные комментарии по поводу пахучего груза…
Они шли, пока не добрались до того места, куда, судя по всему, и стремился отец — до каменщика-вестри, сосредоточенно тесавшего каменную глыбу. Вестри так захватила работа, он так увлеченно стучал массивной киянкой по долоту, что даже не сразу заметил подошедших.
Это был низкорослый толстяк с непропорционально длинными руками и со скошенным лбом. Если бы не широкая крестьянская рубаха и такие же штаны, не ухоженная бородка и аккуратно зачесанные назад волосы, он был бы неотличим от неандертальца, фигуру которого Торри однажды довелось видеть в антропологическом музее. Тот экземпляр древнего человека, к удивлению Торри, оказался коротышкой — даже если его выпрямить, он все равно был бы юноше по грудь.
В конце концов каменщик все же заметил их, повернулся, отложил инструменты и потер лоб.
— Чем могу услужить достойным господам? — осведомился он с характерным, чуточку шепелявым выговором.
— Мне нужна твоя помощь, — ответил отец на гортанном наречии вестри.
Возможно, отец выучил этот язык, когда жил в Срединных Доминионах, но скорее всего беглость его речи объяснялась необыкновенным лингвистическим даром, подобным дару Осии.
Глаза каменщика округлились. Для вестри, чей статус не поднимался выше раба или, в лучшем случае, вольноотпущенника — в зависимости от региона Тир-На-Ног, — люди, снизошедшие до изучения их родного языка, были более чем в диковинку, а такие, кто обращался на нем к вестри, — и подавно.
— Конечно, конечно, достопочтенный господин, — медленно и осторожно выговаривая слова, ответил он на берсмале. — Я готов быть вам полезным, однако… — Разведя руками, каменщик кивнул на глыбу. — День уже близится к вечеру, а дело не пойдет быстрее от того, что я сейчас беседую с вами. Вы позволите?
— Разумеется. — Отец жестом дал понять, что тот может продолжать работу. — Пожалуйста.
— Сын человеческий, — начал вестри на родном языке, снова застучав киянкой по долоту, — отчего ты решил обратиться ко мне? Я всего лишь Валин, каменотес, и вряд ли представляю интерес для такого важного господина.
Нагнувшись к нему, отец понизил голос.
— Нет у меня времени на поиски того, кого хотелось бы кое о чем расспросить, Валин. Мне необходимы знания, и, возможно, потребуется помощь. Взгляни на меня, — негромко, но с непривычной для Торри решительностью добавил отец. — Я — Ториан, сын Ториана, известный еще как Ториан Изменник.
Киянка выпала из рук Валина.
— Ты?.. Но как… ведь говорят, что ты давно уж погиб.
Отец продолжал невозмутимо смотреть на него.
Вестри, надо сказать, не принадлежат к числу умнейших людей на свете, хотя многие их представители отнюдь не глупее остальных. Валину потребовалось какое-то время, чтобы понять: такое появление в людных местах — ни с чем сравнимый риск для человека, только что отрекомендовавшегося Торианом Изменником, а не верить этому пришельцу у мастера-каменотеса не было никаких оснований.
Его глаза сузились.
Отец наклонился к нему, что-то прошептал на ухо. И будто щелкнул невидимым выключателем — вестри же минуту собрал свой нехитрый скарб и кинул инструменты в холщовый мешок, который повесил через плечо.
— Прошу вас, Друзья Отца Вестри, Отца Народа, следуйте за мной, — призвал он и, повернувшись, пустился чуть ли не бегом. Торри и остальные едва поспевали за ним.
Каменщик вел всех троих куда-то вниз по узеньким, извивавшимся улочкам, мимо стены, отделявшей само селение от хижин-времянок, где вместо гравия улицы покрывала грязь, а о сточных канавах и понятия не имели. Если в селении дома, как правило, представляли собой аккуратные мазанки на каменных фундаментах в полметра высотой, что придавало им вполне пристойный вид и предохраняло от гниения, то здесь дома с деревянными каркасами стояли прямо на грунте и подгнивали снизу.
В конце длинного ряда полу развалившихся строений Валин остановился, два раза стукнул в дверь, после чего жестом велел следовать за ним.
Шедший впереди Торри, наткнувшись на какие-то пропахшие пылью занавески, вскоре окунулся в кромешную тьму, где разило застарелым потом и еще кое-чем похуже. Мэгги невольно ахнула, изящными пальчиками цепко и больно ухватив Торри за руку.
Юноше даже не пришло в голову возмутиться. Первое, что он увидел, это множество глаз, как ему показалось, красновато и зловеще светившихся во мраке.
Когда Торри привык к темноте, он понял, что они находятся в какой-то комнатенке, куда свет проникал лишь через крохотное отверстие в стене. В комнатке было полно вестри; те лежали в гамаках, привязанных к балкам перекрытий. В углу помещения в очажке трепетали язычки пламени, и двое чумазых вестри колдовали над котелком с клокочущим варевом. Ясно, сообразил Торри: это ночлежка вестри.
Десятки глаз уставились на трех представителей человеческой расы, напряженное молчание затягивалось.
Валин со стуком опустил свой мешок на пол.
— Я — Валин Каменотес, сын Бурина Разорившегося, который был сыном Валина Одноухого, — представился он своим соплеменникам.
— Да, да, да, — отозвался седобородый вестри, выглядывая из-под ветхого одеяла. — Твое происхождение достоверно известно, а мы вот — несчастные ублюдки, довольные уже тем, что знаем имя своих матерей, а если бы вдруг узнали имена отцов наших, то, наверное, померли бы от радости. — Последовал приглашающий жест. — И коль вы явились сюда нюхнуть этой вонищи, то, должно быть, не без причины. — Старик, будто спохватившись, замолчал ненадолго. — Нет, я просто не соображаю, что мелю языком, простите великодушно. К нам в гости явились благородные господа. — Последние слова прозвучали как оскорбление. — Которые стоят тут, уставившись на нас, будто на немытый сброд. — Он едва слышно хохотнул. — А мы и есть немытый сброд.
Высказавшись, старик заехал кулаком в стену, отчего гамак, в котором он лежал, качнулся, да так, что седобородый, не удержавшись в нем, плюхнулся на пол, умудрившись, однако, ловко приземлиться на короткие волосатые ноги.
Сплюнув что-то не дожеванное на покрытую бурыми пятнами тыльную сторону руки, вестри небрежно отер ее одеяло. Время оставило отметины на его лице, о возрасте говорила и грязновато-седая борода. Он был стар, и судя по всему, жить ему оставалось недолго.
