Ловкач одним глотком выхлебнул остаток пива и покачал головой.
— Умница, — сказал он. — Ну просто гений.
— Что я такого сделал?
— Ты сказал ему правду, дурень! Пойми, не проявляя особого интереса, я мог заставить его проболтать всю ночь. Серебряк здесь дорогого стоит — ты разве не слушал? Черт, да на то, что у нас в кошелях, мы могли бы купить весь этот кабак со всем содержимым — и еще бы осталось.
Хаким повел голыми плечами. Великана не брало ничто. Ни ехидство Ловкача, ни долгий путь, ни сквозняки, гуляющие по таверне, ни выпитые кварты пива.
— Как ты сам сказал, деньги для нас — не проблема. И чтобы больше никакого воровства. Понял? Здесь брать нечего, да и неприятностей с местными нам не нужно. Как ты перемахнешь эти стены?
Ловкач почесал культю о край стола.
— Это-то нетрудно: поверху идет дорожка, а к ней ведут ступени. Стены нужны, чтобы удерживать тех, кто снаружи, а не внутри. Вот оттуда на них действительно трудновато влезть. А я мог бы и это сделать — до того, как потерял правую…
— Джейсон! — Лицо Хакима стало тревожно-участливым. — Что с тобой? Ты говоришь так, будто…
— Будто я — Эйнар Ловкач? — Он зло усмехнулся. — А кто я еще? И чьей руки у меня нет? — Он ударил культей по столу. — Джейсон Паркер — всего лишь сон. А это — жизнь. — Он покрутил культей перед носом Хакима. — Это — жизнь.
Он вскочил на ноги и пошатнулся. Пиво, все дело в нем. Он выпил не столько, чтобы разозлиться, но довольно, чтобы его развезло. Да, это мысль — надо бы выпить еще, чтоб мир стал краше.
Зала поехала влево; Ловкач подхватил со стола кружку и направил неверные шаги вправо, к заткнутому бочонку.
Он был уже на полпути к цели, когда массивная дубовая дверь распахнулась и в таверну вошли трое. Двое солдат, высоких и крепких, в кольчугах и при мечах, прислонили к стене короткие копья.
А вот при виде третьего у Ловкача зачесались ладони. Полуоперившийся юнец — более точного определения в голову вору не пришло, — блондинчик лет шестнадцати, с запавшими темными глазами на узком лице. Мягкий багряный плащ, переливающийся камнями перстень на правой — без перчатки — руке, пузатый кошель у пояса — все так и вопило: «роскошь».
Франн поспешил к гостям; позади него прокатился и затих ропот, и повисла тишина — после недавнего шума почти оглушающая.
— Принц Ланд! Какая честь для меня!
Кривовато усмехнувшись, мальчишка стянул вторую перчатку и легонько хлестнул ею трактирщика по щеке. Телохранители за его спиной заулыбались.
— Пока еще не принц. Только наследник — пока мой благословенный батюшка жив. — Он склонил голову к плечу и коснулся руки одного из солдат. — Марик, мне кажется, эта вот жирная пивная бочка только что оскорбила моего отца.
— Нижайше извиняюсь, ваша наследная светлость, — заюлил Франн. — Я не хотел оскорблять вашего благородного батюшку, да живет он вечно…
— Вот как? Ты считаешь меня неспособным править Ландейлом?
— Нет, вовсе нет… Я… что прикажете подать?
Франн неуклюже вывернулся из ловушки. Очевидно, наследник настроен считать оскорблением любое Франново слово. Взмахом руки трактирщик прогнал от стола четырех выпивох и вытер сперва столешницу, потом собственное лицо.
— Пиво? Вино? — Он подвинул мальчишке стул.
Ланд постоял немного, потом пожал плечами.
— Ладно, так уж и быть — простим. На первый раз. — Он сел. — Ты, трактирщик, мне ничего не подашь. — Он поманил наименее замурзанную служанку. — Вина. Лучшего. Я, впрочем, думаю, что и лучшее ваше вино — пойло. Да — и чистые стаканы, если вас не затруднит.
Девица метнулась в глубину заведения.
Ловкач с каменным лицом наполнил кружку и возвратился к столу. Он неспешно потягивал пиво, а таверна вновь наполнялась шумом, правда, шумел народ все же потише. Зала терпеливо и испуганно пережидала нашествие юного «благодетеля». Что давало определенные преимущества. Можно…
— Даже и не думай! — прошипел Хаким. Ловкач улыбнулся и влил в себя добрый глоток кислого пива. Чем больше пьешь, тем оно лучше становится…
— Уймись, друг мой, у меня и в мыслях ничего нет.
Если только возможность не представится сама. Тогда мне не будет нужды возвращаться с тобой на холм. Я просто найму себе перевозчика до Пандатавэя и всю оставшуюся жизнь буду таскать исключительно алмазы с ноготь величиной.
— Вот и ладно. — Хаким расслабился. — Думаю, нам лучше бы побыстрее отсюда убраться. Пойдем в свою комнату. Здесь душновато, да и не по душе мне…
— Ты! — Перед их столом, хмуро глядя на Ловкача, вырос меньший из солдат. — Я тебе махал — ты что, не видел?
— Н-нет, я…
— Отлично. — Солдат в ехидном поклоне подергал прядь волос. — Наследник Ланд оказывает тебе великую честь, приглашая за свой стол. Он любит пить с чернью. Принимаешь ты его приглашение?
Ловкач изобразил страх. Кстати, о возможностях…
— П-почту за честь, господин… — Он выбрался из-за стола и покачиваясь побрел туда, где, неприятно улыбаясь тонкими губами, сидел мальчишка.
— Садись. — Он кивнул на стул. — И кто ты такой?
— Эйнар. Эйнар Однорук, ваша наследная светлость. — Прозвище «Ловкач» неминуемо выдало бы в нем вора.
Появилась запыленная бутылка и четыре стакана, служанка поставила их перед мальчишкой и юркнула прочь, улыбка, как приклеенная, пристыла к ее губам.
— Ты позволишь? — Наследник откупорил бутыль, наполнил вином два стакана. — Мои… друзья не пьют — когда они на работе. — Он поднес стакан к губам, сделал глоток и нахмурился. — Слишком терпкое. — Потом опустил стакан и улыбнулся. — Надеюсь, это не оскорбляет тебя?
— Нет-нет, ваша наследная светлость. Я сам за подобный подход.
Ланд снова поднял стакан, сделал большой глоток. Багряная жидкость потекла по подбородку, запятнала тунику. Славно юнец или не умеет пить, или это не первая его бутылка.
— Прошу тебя, Эйнар Однорук, пей. Ведь это же ты платишь за вино, не так ли?
— Разумеется, и это честь для меня. — Ловкач осушил собственный стакан и уронил руку на колени. Нужно быть очень осторожным. Кошель свешивался с пояса мальчишки — совсем рядом, висел себе и покачивался, точно перезрелый фрукт, ждущий, чтобы его сорвали. Ловкач протянул руку…
— Будь так добр, налей еще стаканчик. — Ланд стукнул стаканом о стол. — Каж… кажется, меня слегка ведет…
Ловкач согнал с лица усмешку.
— С радостью, господин. — Он налил, поставил бутылку назад; пришло время отвлечь внимание: будто невзначай, Ловкач положил на стол культю, а другую руку вновь опустил вниз.
Юнец вздрогнул.
— Вот теперь… теп-перь я понял твое прозвище. Как ты ее потерял?
