Барак пожал плечами.
— Не вижу, в чем загвоздка. Ты же всегда охотно занималась этим практически с кем…
Шмяк! Ладонь Дории впечаталась в щеку Барака. Он даже отшатнулся — не от того, что удар был силен, а от изумления.
Аристобулус вздохнул. Похоже, ему все же придется расстаться с одним-двумя заклинаниями. А то этот тупица думает одними мускулами…
— Ну так? — Ахира повернулся к Ганнесу и перешел на эрендра. — Мы пытались договориться с тобой, капитан, но ты не желаешь говорить по-деловому. — Он опять заговорил по-английски. — Я кто угодно, только не сводник. Хаким, опусти голову и отвернись; остальные: берем мешки и спокойно идем по пирсу. Вы не поняли — я сказал: спокойно. — Гном уже возился с завязками, что удерживали топор у него на груди. — Возможно, нам и удастся вывернуться из всего этого без…
Дория взглянула на подходящих солдат и подняла руку.
— Подождите. Я… Я принимаю твое условие, Аваир Ганнес, — сказала она на эрендра. — Бесплатный проезд для всех в обмен… в обмен…
— По рукам. — Ганнес мягко улыбнулся, потом обратился к остальным. — Ваши каюты — на носу, под палубой. Небогато, конечно, но чисто. А кок у меня из лучших — я приобрел его в Пандатавэе. — Ганнес перемахнул перила, легко приземлившись на палубе. — Ну а тебя, госпожа, я с радостью приму у себя — как только мы покинем гавань. — Он провел толстыми пальцами по заросшим щекам. — И даже побреюсь. Клянусь. — Он хмыкнул. — Может, тебе и понравится.
Она так сжала поручень, что побелели костяшки.
— Это сделка, Ганнес. И я согласилась только по причинам…
— Которые никого не касаются, — оборвал ее Ахира. — Капитан, ты собирался показать нам каюты?
— Вот он! — раздалось с причала. Солдаты пустились рысью. Аристобулус втянул в грудь побольше воздуха.
— Я приторможу их? — полувопросительно предложил он.
Ахира кивнул, освобождая топор.
— Остальные — на борт. Капитан, ты попадешь в ту же переделку, что и мы, если не отвалишь как можно быстрее. — Гном лениво развязал кожаный ремешок, на котором висел его арбалет, и подал и арбалет, и колчан Хакиму. — Действуй.
Долгий миг Ганнес стоял не шевелясь, потом пожал плечами.
— Похоже, у меня нет выбора. Все по местам! Отходим!
Аристобулус повернулся, воздев руки.
Пусть заструится сила… это будет заклинание огня; ничто иное не остановит атакующих солдат.
Итак, я угощу вас огнем. Он освободил заклинание от оков. Грудь его стеснилась, напряглась — будто он набрал в легкие слишком много воздуха. Заиграла светом алая дымка, жаркий покров накрыл мага, кожу жгло, зрение затмилось.
Напряжение все росло; заклинание и до того постоянно пульсировало в его мозгу, но пульсировало мягко. Теперь оно ревело, требуя выхода, болезненно разрасталось — пока магу не стало казаться, что череп его вот-вот разнесет на куски.
Аристобулус выпустил заклятие — оно вырвалось с диким ревом, оглушило мага, он сам не слышал слов, что лились у него изо рта.
Солдаты были в каких-то ста футах, когда на полпути, меж двух бегущих впереди воинов, пирс взорвался огнем. А за миг до того дерево раскалилось добела.
Стена пламени росла, языки с ревом и треском взвивались на добрых две сотни футов вверх.
Аристобулус опустил руки. Дело сделано.
— Ах ты… — Ахира схватил его за ворот мантии и швырнул через борт. Маг ударился плечом и скользил по палубе, пока не врезался в мачту.
Боль пронзила его. Он поднялся на ноги.
И только тут понял. Он швырнул заклятие слишком далеко, те солдаты, что бежали первыми, успели проскочить огненную стену прежде, чем она отсекла путь остальным.
Ахира ждал их, небрежно поигрывая топором.
— Отваливаем, нелегкая вам в поджилки! — рычал на своих матросов Ганнес, и сам первым помчался на нос — обрубить канат. — Поднять паруса! Румпель держать!
Первый солдат глянул на корабль — капитан как раз отталкивал его от пирса — и повернулся к гному: силуэт на фоне огня.
Аристобулус знал, что Ахира силен, но лишь сейчас понял, насколько. Гном нырнул под солдатский меч, приставил топорище к груди противника — и толкнул.
Солдат отлетел назад, закувыркался — и прямиком врезался в огонь. Он вскочил на ноги, вереща и пылая, бросился к краю пирса и рухнул в воду.
Ахира повернулся ко второму врагу.
Коротко свистнув, в пирс у ноги гнома вонзился арбалетный болт. Аристобулус обернулся — Хаким, ругаясь сквозь зубы, натянул тетиву и тянулся за вторым болтом.
Ахира мягко двинулся к оставшемуся солдату: сделал топором ложный выпад, принял удар меча на топорище и ударил сам — всего один раз.
Но этого раза хватило. Солдат рухнул на пирс, затянутое в кольчугу тело, разрубленное пополам, отлетело на несколько футов.
Подняв над головой окровавленный топор, Ахира швырнул его Аристобулусу, и лезвие вошло в палубу совсем рядом с магом, в каком-то футе от обутых в сандалии ног. Гном разбежался — и перемахнул через полоску воды, что отделяла борт корабля от берега.
— Неплохо. — Он улыбнулся. — Капитан, давайте-ка убираться отсюда.
Ганнес выругался и побежал к румпелю.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПАНДАТАВЭЙ
Глава седьмая
В МОРЕ
По всей земле закипает работа,
Стада выгоняют на пастбища.
Деревья и травы растут.
Птицы вылетают из гнезд…
Суда устремляются к северу,
И к югу устремляются тож,
Когда ты восходишь —
Дороги лежат, всем открыты,
Рыба в реке пляшет для тебя.
Лучи твои пронзают сердце моря.
«Великий гимн Атону», строфа третья.
Барак стоял один на носу, опершись на борт. Звездный свет мерцал на гладкой черной воде; изредка лица воина касались прохладные брызги.
Он отвязал от перил небольшой мех с водой, набрал немного в рот и прополоскал. Помогло, но не очень: во рту как был, так и остался мерзкий привкус. По крайней мере, благодарение любым богам, ему полегчало. Первые два дня на борту «Гордости Ганнеса» были нескончаемой борьбой с морской болезнью — ну почему, во имя всех святых, только он один из всех страдал ею?
Сейчас ему стало лучше — немного. Он научился покачиваться в такт качанию палубы, и, пока не брал в рот ничего, кроме воды, его не рвало — если при этом он еще и не отводил взгляда от горизонта. Спать было невозможно — только проваливаться в краткое забытье; стоило заснуть покрепче — и все начиналось сызнова.
Он потер затылок. Могло быть и хуже; он мог бы быть мертв. Сейчас же его по крайней мере оставили одного — хотя бы на время. Нос у кораблика длинный и узкий; Барак мог не обращать внимания на шарканье ног по палубе, а просто стоять и смотреть.
