Словотский улыбался.
— Всего-то и делов — перехватить пару тысяч работорговцев. Подумаешь!
Энди-Энди тряхнула головой.
— Есть еще кое-что.
— Да? — удивленно глянул на нее Ахира. — Я что-то упустил?
— Нам нужно остаться в живых.
Карл кивнул:
— Именно это — замковый камень всего плана.
Столб пламени взлетел к небесам.
«Очень правильный камень».
Карл сверху вниз смотрел на стрелка. Рядом пристроился Эллегон.
— Я намерен развязать тебя, — с улыбкой сообщил воин. — Тебе дадут мех с водой и нож. По Пустоши лучше идти ночью. Я собираюсь убраться отсюда как можно быстрей. — Юноша бросил взгляд на коней; Карл покачал головой. — Если попробуешь уйти до нас, или поднимешь на кого-нибудь руку, или попытаешься украсть лошадь — я скормлю тебя Эллегону.
Дракон ухмыльнулся — во всю пасть. «Постарайся сделать, как сказано. Я очень люблю конфетки…»
Стрелок ожег Карла взглядом.
— Совет Гильдий затравит тебя, как зверя. Они отыщут тебя, Карл Куллинан. И, если пожелает того мой лорд Мехлэн, я отправлюсь в Пандатавэй поглядеть, как ты будешь сдыхать.
Карл улыбнулся.
— Попроси лорда Мехлэна отправить им весточку от меня. Передай: Карл Куллинан жив и… — Голос его затих.
Есть ли в этом хоть толика смысла? Я, будущий отец, сам напрашиваюсь на неприятности. Ахира был прав: форменное безумие.
«Ты дал слово Матриарху. Она, конечно, больше не станет помогать тебе — но намерен ты выполнить обещанное или нет?»
Карл посмотрел через поляну — там над миской бульона улыбались друг другу девочка и Энди-Энди. Улыбка девчушки была чуть заметна — но все же это была улыбка. Причем совершенно особенная…
«Да. Черт возьми, да».
Он развязал стрелка.
— Скажи им: я открываю на них охоту.
ЧАСТЬ II
ДОЛИНА
Глава 6
ПОСЕЛЕНЦЫ
В мире нет ничего естественного, ибо сама Природа — изделие Господа.
Сэр Томас Брауни
Долина открылась Карлу внезапно, хотя утром Эллегон и говорил ему, что они будут там вскоре после полудня.
Воин вел свою кобылу вверх по пологому склону, через обугленные останки, бывшие когда-то деревьями. Из-за чего вспыхнул пожар, на многие мили проложивший черную ссадину, понять было нельзя: то могла быть чья-то небрежность, а мог быть и удар молнии.
Огонь отпылал многие годы назад; дождь по сию пору превращал выгоревшие стволы в серую золу — и она устилала землю, облегчая путь и повозке, и бывшему фургону работорговцев.
Жизнь начала возвращаться сюда. Тонкие, в палец, ростки поднимались на высоту груди, словно обещая вскорости снова превратить пожарище в лесную чащу. Дул ветерок, и перистые папоротники кивали пушистыми головами, будто подтверждали их обет.
А верхом холма уже завладели травы.
Лошадь Карла фыркала, толкая его носом в спину.
— Ладно, Морковка, мы идем достаточно быстро. — Он обернулся, потрепал кобылу по шее и снова медленно двинулся по пожарищу. — Потерпи немного, ладно? Я не хочу, чтобы ты сломала ногу.
Она заржала, словно поняла его, и согласилась, что сломанная нога — вовсе не то, о чем она мечтала всю лошадиную жизнь.
Гм, а подействуют ли целительные бальзамы на лошадь?
Возможно. Очень даже возможно.
Но не станет ли Ахира возражать против подобного эксперимента — даже если единственным другим выходом будет убить лошадь?
Скорее всего — станет. Ахира и кони относились друг к другу с взаимным непониманием.
— Шевелись, ты, мерзкое маленькое чудище! — очень к месту прорычал позади Ахира, дергая за повод своего мышастого пони. — Шевелись, я сказал!
Маленький конек дергал головой, натягивая повод, пытался вздыбиться, упирался и фыркал на гнома, но, как ни возмущался, все равно продвигался вперед — дюйм за дюймом.
«Каков всадник, а?»
«Да уж».
Следом за Ахирой двигалась повозка; на ее облучке привычно сидел Уолтер Словотский, рядом с ним устроилась светловолосая Кира. Несколько недель свободы явно пошли ей на пользу; она стала очень хорошенькой, хоть, на вкус Карла, и несколько худоватой.
Уйдя с головой в беседу, Уолтер улыбнулся и потрепал ее по коленке. Карла это странно успокоило — и он почувствовал жгучий стыд за себя самого.
Уолтер мой друг. Я должен радоваться, что он кого-то себе нашел, а не тому, что мне не надо больше тревожиться насчет него и Энди-Энди.
«Насколько я знаю, если Уолтера и нельзя в чем-то обвинить, так это в том, что он однолюб».
«Эллегон!»
«Если ты намерен доверять им обоим — или хотя бы одному из них, — так доверяй. Если нет — не надо. Но если ты можешь тревожиться подозрениями — значит, тебе не о чем тревожиться по-настоящему. Хочешь, я перечислю настоящие поводы?»
«Нет, спасибо, дружок… Теперь я знаю, к кому обращаться за поддержкой — к тебе».
«Не думай об этом».
«Не буду».
Позади Словотского и Киры на легком одеяле, с мешком зерна под головой вместо подушки дремал Лу Рикетти. Ветер доносил до Карла его храп.
М-да… Предполагалось, что Рикетти присматривает за бычком, привязанным к повозке за кольцо в носу. Карл подумал, не разбудить ли Рикетти, но отогнал идею. Нет нужды — животное, хоть и хромало, шло без понуканий.
Сидя на высоком облучке, Андреа правила бывшим фургоном работорговцев; к ее боку прижалась малышка Эйя. На крыше фургона были привязаны клетки с курами и цыплятами, с его окон сняли решетки, а прутья лежали теперь вместе с остальным железом в повозке.
Рядом с фургоном трусили козы и безо всякого стеснения во весь голос выражали свое мнение по поводу похода, отряда и прочего безобразия. Эйя обернулась, сказала им что-то успокаивающее. Девочке нравились козы, хотя вонючие твари и не отвечали ей взаимностью.
С Эйей по-прежнему были проблемы: не проходило ночи, чтобы она не проснулась в слезах — и не могла больше заснуть, пока Энди-Энди не убаюкивала ее.
В чем тут дело, было ясно сразу: малышка тосковала по дому. Решение напрашивалось само, но Энди-Энди оно не нравилось: она уже считала девочку своей.
Позади фургона растянулись с конями в поводу Тэннети, Хтон, Ихрик и Фиалт — то и дело подхлестывая, они гнали пятерку коров, а те все время пытались остановиться. Скот был тормозом для всего отряда: если б не стадо, можно было бы делать не меньше пятнадцати миль в день. Чертовы косолапые твари…
