Ольмин заковал Уолтера Словотского, Карла и меня в цепи и провел немало времени, обрабатывая Карла кулаками. Спустя несколько часов нам удалось освободиться.
— Каким образом? — Бровь Фурнаэля удивленно изогнулась. — У работорговцев цепи крепкие, их не разорвать даже гному.
Ахира улыбнулся.
— Уметь надо. Как бы там ни было, мы освободились. Мне удалось положить четверых работорговцев, потом меня остановил болт. Маг, что был тогда с нами, убил их мага. Заботясь о раненых — а они у нас были, — Карл велел нам влезть в фургон и бежал, предоставив оставшимся в живых врагам тушить горящий возок.
— Весьма впечатляюще, — заметил Фурнаэль. — Но я и без того знал, что Карл Куллинан — великий мечник.
— Я в этом не сомневаюсь, барон, — наклонил голову гном. — Но вы наверняка не знаете, что, когда мы бежали, восемь работорговцев еще оставались в живых — и Ольмин был среди них.
Ахира вздохнул:
— Я бы удовлетворился этим. Мы были живы, свободны, за нами не гнались… Конечно, мы все пострадали. Карл потратил остаток целительных бальзамов, чтобы подлечить меня. Карл и сам был не в лучшей форме: когда руки ваши несколько часов прикованы к потолку, плечи цепенеют и теряют силу. Я хотел покончить со всем, оставить работорговцев в покое.
Барон склонил голову к плечу.
— Но Карл Куллинан не хотел. — Говорил он спокойно, но бледность выдавала его.
— Нет. Взяв с собой одного из отряда, Карл вернулся к Ольмину и остальным. Вдвоем против восьми.
— Думаю, Карл Куллинан и его товарищ хорошо себя показали.
— Карл оставил на земле семерых мертвецов. Ольмина среди них не было.
— А Ольмин ушел. — Фурнаэль начал подниматься. — Тем не менее история весьма впечатляюща. Спасибо, что поведали мне ее, друг Ахира. А теперь, Карл Куллинан, прошу вас сюда…
Ахира положил ладонь на баронову руку.
— Нет, барон, я сказал: он оставил семерых. Ольмина он не оставил: он принес его голову нам — в доказательство и на память. — Гном убрал ладонь и добродушно улыбнулся. — Желаю приятно побеседовать.
Светлая ночь озарялась миллионами горящих в вышине звезд — и факелами на стенах Фурнаэлева замка.
Удобно устроившись в седле Морковки, Карл ехал рядом с Фурнаэлем. Лошадь барона, чуть более низкую, снежно-белую кобылу, украшала черная отметина на правом глазу, делая ее похожей на пиратку.
Они медленно ехали по узкой грязной тропе вдоль стены; Фурнаэль останавливался у каждой из четырех караулен и молча вскидывал руку, приветствуя стража, смотрящего сквозь бойницу в зубчатой стене. Каждый страж ответно кивал и махал рукой.
Ко времени, когда они добрались до Княжеского Тракта, Карл был сыт Фурнаэлевым молчанием по горло.
— Барон?
— Потерпите еще немного, Карл Куллинан. — Дернув повод, он направил лошадь на восток от тракта. Карл — следом.
Вскоре стены замка растаяли вдали; Фурнаэль въехал на холм, потом пустил лошадь вниз, к кучке низких деревянных домов. Над их крышами, выплывая из труб, курились дымки.
— Это хижины моих личных крепостных, — проговорил Фурнаэль. По обе стороны дороги покачивалась и шептала что-то самой себе высокая — по грудь — кукуруза. — Я смотрел на охрану сквозь пальцы, — сообщил он с глубоким вздохом. — Никаких паролей, всего несколько стрелков, а солдат нет вовсе. Но это придется менять. Все придется менять.
— Не похоже, что вам что-то грозит, барон, — заметил Карл. — Простите мои возражения.
— А если бы не простил — мне бы стало что-нибудь угрожать? — Фурнаэль улыбнулся. — Довольно формальностей. Позволите ли называть вас Карлом? Я был бы польщен, зови вы меня просто Жерр. Разумеется, когда мы наедине. — Карл кивнул, Фурнаэль улыбнулся, сложил губы трубочкой и покачал головой. — Как справедливо говорят, внешность обманчива. Вы хорошо знаете Срединные Княжества?
— Совсем не знаю.
— Не считая кое-каких проблем с Терранджи, здесь, сколько я себя помню, всегда был мир, да и терранжийцы со всеми своими нападками не слишком угрожают Нифиэну и еще меньше — Биму.
Здесь давно царит мир. Все время правления Его Высочества — это точно. Его и мой отцы разрешили пограничные вопросы с Нифиэном; наши деды приструнили Холтун. Большинство солдат Его Высочества давно живут на своих хуторах. Во всей стране едва ли отыщешь и дюжину местных уроженцев, кто пролил бы кровь в сражении. Но, просто показав на Тезоименитстве или Венце Лета, какой прекрасный у тебя меч, воином не станешь. — Взмахом руки Фурнаэль указал на замок за спиной. — У меня сорок солдат.
Лишь Хивар урожденный бимец — его отец служил моему, как и его дед. Другие тоже принесли клятву, но они иностранцы-наемники. Я думал — мы будем жить богато и счастливо: и сам я, и мои сыновья, и их сыновья. Так я думал. И все еще надеюсь на это.
— Но больше в это не верите? — Карл покачал головой. — Не объясните почему, барон?
— Жерр.
— Так почему, Жерр? Я не заметил в Биме ни намека ни на войну, ни на упадок.
— Так вы считаете, что война и упадок связаны?
— Это очевидно, Жерр. Война приводит к упадку.
— Верно. Но может быть и по-другому. — Фурнаэль пожевал губами. — Опасность может таиться в богатстве — даже если его едва хватает, чтобы ваши люди были сыты и здоровы — если у вас достанет денег пригласить целителя. А если ваш сосед небогат?..
Пограничные войны с Нифиэном начались, когда на его западные районы и Кхар два года подряд обрушивались суховеи. В первый год они заплатили секте Паука, чтобы отвести сушь, но собрали едва половину пшеницы, а бобы и овес погибли полностью. Во второй год денег для Пауков у них недостало — и нифиэнцы решили сдвинуть границы на восток — в Бим.
К третьему урожаю война была в полном разгаре. — Барон покачал головой. — Я слышал рассказы о ней. Неприятная война. Весьма неприятная.
— И сейчас происходит то же самое?
— Нет, не совсем. Погодите-ка… — Фурнаэль придержал лошадь, наклонился и поднял с дороги камень с кулак величиной. Отбросил его на обочину и вновь вскочил в седло. — Немного не так — и немного не то. Менее чем в дне езды на восток и баронство Фурнаэль, и княжество Бим заканчиваются — начинается Холтун и баронство моего доброго друга Вертума Адахана. А Вертум Адахан действительно верный друг, хотя я никогда не переступлю его порога — как и он моего.
— Что так?
Фурнаэль печально склонил голову.
— Между нашими семьями кровная вражда. Смотря на чьей вы стороне — моя прабабушка была либо похищена у мужа, барона Адахана, либо оставила его по своей воле. Барон взял другую жену, но его люди нападали на Фурнаэлей все время, пока был жив мой прадед — да и дед тоже.
— И кто же, по-вашему, прав?
