– Я знаю, что это, – сказал Маруф, вставая. – Она предупреждала меня, но я, самонадеянный глупец, не думал, что все настолько серьезно. Я для нее нечто чужеродное, она меня просто не принимает. Пойду пройдусь, мне надо побыть одному.
Он углубился в лес, погрузившись в тягостное раздумье. Впервые в жизни он был растерян и не знал, что делать. Сомнений он никогда не испытывал. Сомнения и душевные метания – удел слабонервных слюнтяев и истериков, но не настоящего мужчины, считал он. Он привык все тщательно взвешивать, обдумывать, единолично принимать решение, и раз что-то для себя решив, шел к намеченной цели без колебаний. Много раз он ошибался и умел свои ошибки исправлять, при этом всегда твердо знал, как поступать – и когда воевал, и когда умирал, когда занимался политикой или с присущей ему железной хваткой управлял семейным бизнесом. Теперь он оказался в тупике, из которого не мог найти выхода, что само по себе явилось для его деятельной натуры ошеломляющим ударом.
Воспоминание о страданиях, которые он невольно причинил девушке, безмерно им любимой, терзало его душу и возмущало разум. Это было неправильно, несправедливо и жестоко. Сердце его было полно горечи, отчаяния и болело, как свежая рана. Изнемогая от душевных мук, он не замечал, что уходит от места стоянки все дальше и дальше.
Тем не менее, благостный погожий день постепенно разгонял изводящую тоску. Извилистую тропу обступал бестревожный лес. В душистой хвойно-лиственной чаще пели птицы. Воздух был пронзительно свеж и струился сквозь затейливую вязь ветвей на траву и корни деревьев наполненной мельчайшими блестками дымкой. Маруф напился студеной воды из ручья, охладил пылающую голову и почувствовал, что боль в груди отпускает.
Между тем стало смеркаться. Солнце скатилось за вершины холмов. Лес потемнел и таинственно зашептал кудрявыми кронами.
– Надо возвращаться, – сказал он себе, – видеть ее, быть с ней рядом – это сейчас самое главное.
Он повернул назад, но скоро понял, что не имеет ни малейшего представления, куда идти. Шума прибоя не было слышно, и это означало, что он сильно отдалился от моря. Куда бы он не сворачивал, лес становился все сумрачнее и непроходимее. Он снова сменил направление, двигаясь наугад, и забрел в дремучие лесные трущобы, сплошь заваленные буреломом. Деревья здесь росли так густо, что не пропускали солнечного света. На земле кое-где чахлыми островками выбивалась трава. Листья на колючих кустах пожухли и бумажно шуршали, ломкие усохшие ветки больно хлестали по лицу и цеплялись острыми шипами за одежду. Пахло прелью, ноги поминутно проваливались в глубокие колдобины.
Потемки все сгущались, на небе засветились первые трепетные звезды, и проглянул узким серпом ущербный месяц. Маруф обрадовался: он умел ориентироваться по звездам. Определив, где должно находиться море, побежал, не разбирая дороги, в нужном направлении, но, пробежав всего каких-нибудь тридцать шагов, внезапно получил чудовищный удар по затылку. Ночной лес вспыхнул и разлетелся на бешено вертящиеся куски. Маруф сделал еще один неуверенный шаг и, проваливаясь в глухое черное бесчувствие, грянулся оземь.
Глава 10
Маруф очнулся и открыл глаза. Он лежал в обширной скалистой пещере с высокими сводами. Кругом безмолвствовал гнетущий полумрак. Из пропадающих в кромешной тьме глубин тянуло промозглой сыростью. Откуда-то сверху призрачно сочился рассеянный свет и падал бледным полукругом на земляной пол, усыпанный трухлявыми листьями. На серых стенах лежали привольными пластами ржавые подтеки. По углам, в скопившихся черных тенях, копошилось сонмище летучих мышей. То и дело они срывались со своих насестов и, хлопая кожистыми крыльями, перелетали из одной впадины в другую.
Маруф поднял голову и ощутил резкую боль в затылке. Все тело ныло, как если бы его долго били ногами. После нескольких неудачных и болезненных попыток ему удалось приподняться и сесть, прислонившись спиной к неровной стене. Рубашка на нем была разорвана, будто кто-то драл ее когтями. Голова адски болела – он дотронулся рукой до волос и ощутил тепло свежей крови на ладони.
В левом дальнем углу что-то заворочалось, словно там перекатывался сгусток подземного мрака; в лицо пахнуло могильным холодом.
– Кто здесь? – крикнул Маруф.
Своды пещеры язвительно подхватили звуки его голоса.
Из густой темноты выдвинулась громадная фигура и остановилась в нескольких шагах от ослабевшего пленника. Что это было за существо, Маруф понять не мог. Гигант этот имел вид человека, но был более двух метров ростом и невероятно широк в плечах. Одежда его состояла из засаленных лохмотьев, волосы спадали до пояса бесцветными космами. Из этой спутанной гривы выступало лицо, какое едва ли может присниться в ночном кошмаре: серо-коричневая кожа казалась корой древнего заскорузлого дерева, белки глаз были налиты кровью, а зрачки пусты и тусклы. Весь его ужасающий облик был полон грозной силы; страшное лицо дышало застарелой злобой.
– Ну что, очухался, жалкий человечишка? – проговорило страшилище жутким голосом, от которого у любого встали бы дыбом волосы.
Но не таков был Маруф. Опытный боец, он умел мгновенно реагировать на неожиданную опасность и теперь примеривался к противнику и оглядывал пещеру, чтобы оценить ситуацию.
– Кто ты и почему напал на меня со спины, как недостойный нечестивец? – спросил он, и живительный гнев вознес его на ноги.
В ответ чудовище оскалилось желтыми зубами и разразилось сатанинским смехом.
– Ты, презренный червь, смеешь задавать мне вопросы? Твое дело – сдохнуть, причем так, чтобы доставить мне побольше удовольствия своими мучениями. Обожаю наблюдать, как вы, людишки, корчитесь перед смертью, прежде чем я оттяпаю вам башку. Жить тебе осталось несколько минут, так что не трать времени на трепотню. А может, будешь просить меня о пощаде? – глумливо ощерился гигант.
– Не дождешься! – выкрикнул Маруф и бросился на врага, рассчитывая внезапным натиском добиться преимущества.
Будь его состояние менее плачевным, может, этот закаленный в боях воин и сумел бы постоять за себя, но предательское головокружение, ватные ноги и обвисшая левая рука заранее обрекли его на неуспех. Гигант, презрев выпад Маруфа, даже не сдвинулся с места, а лишь протянул руку и, схватив его за горло, отшвырнул назад через всю пещеру. Маруф пролетел по воздуху, ударился об острые выступы стены и скатился на холодный пол. Разум его помутился, спину пронзила жестокая боль, но через минуту, спотыкаясь и падая на колени, он нашел в себе силы подняться и снова рванулся к врагу. Тот нанес ему сокрушительный удар в лицо, от которого у бедняги посыпались искры из глаз.
Однако недруг его не знал, с кем имеет дело. Смельчак отдышался, выплюнул кровь из разбитого рта и опять набросился на обидчика. Через секунду, сраженный очередным страшным ударом в грудь, он вновь оказался на полу. Мозг его взорвался, как разбитое вдребезги зеркало, он попробовал встать, упал, затем, цепляясь за стену, с трудом утвердился на ногах, постоял, хрипло и часто дыша, отыскивая затуманенным взором цель, и снова ринулся в бой.
