— Прямо так? — Чьи-то руки схватили его за руки и за ноги, качнули назад, а затем вперед, словно собираясь швырнуть в море. Непроизвольное и тщетное сопротивление узника вызвало очередной всплеск веселья, который чуть погодя заглушили отзывающиеся у него в ушах неистовые удары сердца.
— Давайте сюда. — Даже когда им надоело веселиться за его счет, его страх не прошел полностью. Его перекидывали с рук на руки, точно тюк ткани, в краткие мгновения между одной хваткой и другой он ощущал лишь воздух между собой и морем внизу.
— Снимите цепи, — приказал вдруг кто-то с веселой уверенностью. — Мы его не понесем.
Поставленный прямо, Кейда пошатнулся, так как у него кружилась голова. Ножные оковы упали. Он попытался встать тверже и ровней.
— Вперед, — приказал тот же уверенный голос, и рука, направляя его, твердо легла на плечо.
Очень хорошо, раз ты настаиваешь. Пока жаловаться не на что. Не убили на месте, и радуйся.
Он стал неловко нащупывать дорогу пальцами ног. Как можно медленней, но не так, чтобы вызвать нарекания. Галечник пляжа вскоре сменился твердой сырой землей изрядно протоптанной дороги, и Кейда почувствовал, что они идут в гору.
Меня ведут на двор Шека Кула?
— Сюда. — Рука внезапно повернула его. Скрип голышей, случайно упавших на каменный порог из-за двери, вызвал невольную дрожь, пробежавшую по спинному хребту Кейды. Затем ворота тяжело захлопнулись позади него, раздавив надежду, точно тяжелая стопа — нежный цветок. Внутри крепости земля была вымощена принесенными с берега крупными камнями, и Кейда споткнулся, ушиб палец и оцарапал край стопы чем-то острым. Он закусил ткань, напиханную ему в рот, чтобы унять боль, и, что еще хуже, горькую досаду.
— Куда его? — спросил кто-то новый.
— Нижний уровень, в сторону моря. — С этими словами уверенный голос, который его сюда сопровождал, стал удаляться к воротам. Они отворились, и через них долетел неожиданный смех, так же внезапно оборвавшийся, когда их закрыли.
— Если можно, без глупостей. — И новый страж развязал закрывавшую лицо тряпку. Кейда стал хватать ртом воздух, передергиваясь отчасти из-за яркого света, отчасти от ощущения, что на голове не хватает половины волос.
Страж принялся изучать его с откровенным любопытством, и Кейда невольно ответил тем же. Меднокожий, с коротко подстриженной, тронутой сединой бородкой, одетый в замшелый кожаный панцирь с бляхами, похожими на шляпки гвоздей, вместо кольчуги, зато в отделанном медью изукрашенном круглом шлеме и начищенных до блеска наручах, самых великолепных, какие когда-либо видывал Кейда.
Значит, долгая служба принесла тебе более легкие обязанности, чем бегать по пляжам и ударами приводить к повиновению оборванных скитальцев вдвадцатером против одного. Такое ответственное положение, вероятно, означает, что ты можешь выбить из меня дух, не подняв особого шуму.
Кейда поспешно опустил взгляд. Тюремщик что-то невнятно хмыкнул.
— Следуй за мной. — Повернулся и двинулся прочь, даже не подождав, чтобы удостовериться, что ему повиновались. Кейда стоял в упрямом молчании, наскоро оглядываясь. Наверху над двумя рядами закрытых плотными ставнями и завешенных изнутри окон виднелись стрелки, наблюдавшие за ним с парапета на крыше, луки наготове, полные стрел колчаны на поясах. Кто-то невидимый презрительно рассмеялся.
Сколько у меня времени, прежде чем вы откроете стрельбу?
Решив, что проверять не стоит, Кейда поспешил за тюремщиком, выдернув тряпки у себя изо рта. Страж уже дошагал до какой-то двери и перебирал ключи, свисавшие с пояса на цепочке. Отворив дверь, за которой нисходили во тьму ступени, он исчез. Кейда последовал за ним, моргая, неловко протягивая вбок скованные руки, чтобы ощупывать стену в темноте.
— Сюда. — Тюремщик засветил неряшливую сальную свечу в фонаре и повел Кейду по лишенному окон коридору мимо череды окованных железом дверей. Единственным звуком был стук сандалий тюремщика по каменному полу и более мягкое шлепанье босых ног Кейды. Кейде было зябко, но не из-за прохлады в темном подземном проходе.
Если здесь есть другие узники, они либо уже не в состоянии поднимать шум, либо темницы достаточно крепки, чтобы наружу не долетел даже крик.
Тюремщик остановился, подняв ключи ближе к фонарю, чтобы лучше рассмотреть их. Затем опять невнятно хмыкнул, как во дворе наверху, и отпер дверь, ничем не отличавшуюся от тех, мимо которых провел Кейду.
— Входи.
А мне ничего другого и не остается, приятель.
Кейда подчинился. Камера хотя бы оказалась чистой и сухой, со стенами плотной каменной кладки и голым полом. Немного света проникало сквозь решетку наверху в одной из стен. Кейда понял, что за решеткой находится внутренний двор.
— Давай-ка руки. — Тюремщик потянулся к ручным оковам Кейды, держа наготове новый ключ. Сняв с его запястий тяжелую стальную цепь, страж задумчиво взмахнул ею. Кейда приготовился к защите от удара, но тюремщик всего-навсего невнятно хмыкнул в третий раз и покинул камеру. Громкий удар тяжелой двери о косяк прозвучал столь же обреченно, сколь и поворот ключа в хорошо смазанном замке.
Что теперь? Ждешь, когда о тебе угодно будет вспомнить всемогущему Шеку Кулу? Он хочет, чтобы ему погадали по руке? Или тебя бросили сюда, чтобы посмотреть, как скоро тебя убьет страх или жажда? В любом случае, здесь с тобой не очень гостеприимны. Голый каменный пол и ничего мягкого под боком. Какой-нибудь падальщик с пляжа уже наверняка присвоил твой мешок, возможно даже, та убогая соплячка. Которая тебя предала. Она, несомненно, считает, что ее хорошо наградили, бедная дурочка.
«Что нельзя исправить, можно вынести». Сколько раз повторял тебе это Дэйш Рейк. Забудь о том, что потерял, и подумай, на что еще можешь рассчитывать. Одежда рваная, но еще годная. Жалкое подобие ножа пропало, выпало из ножен или отобрано кем-нибудь из воинов Шека Кула. И так и эдак — невелика потеря. Едва ли ты прорвешься отсюда с боем, положившись на клинок, который худо-бедно режет здешний пышный хлеб. Огниво все еще при тебе, хорошо, хотя что тут зажигать? Э, нет, есть кое-что, подсохнет и будет готово.
Встав на колени, он развернул на полу тряпку, которой ему затыкали рот. После этого его движения замедлились. Он провел дрожащей рукой по бороде. Затем его пальцы сомкнулись вокруг костяной завитушки, все еще висящей на шее. Хотя бы она осталась при нем.
Он не мог заставить себя сесть и задуматься, что принесет следующий извив прихотливой судьбы. И он стал шагать по камере в длину и в ширину. Десять шагов на восемь. Он измерил каждую стену в обоих направлениях, чтобы убедиться в точности. Встав под решеткой, он попытался дотянуться до нижнего края. И не смог. Отступив на шаг, он попытался оценить высоту, прикинув, насколько он не дотягивается и как высоко потолок.
Как только он сосчитал все, что мог придумать даже объем воды, необходимый, чтобы наполнить камеру, он вздохнул и сел под решеткой, запрокинув лицо. Ему был виден лишь кусочек облачного неба над пустым двором крепости. Он пристально изучил этот серый прямоугольник. Кто-то прошел мимо решетки. Кейда напрягся. Но нет, ничего. Мало-помалу он перестал обращать внимание на мимолетные тени, они даже начали слегка раздражать его тем, что закрывали вид.