Обучи своих людей самому свирепому бою на мечах, и твое владение будет защищено. Но опасность не уменьшится, а даже возрастет, ибо такие люди всегда охочи до драки. А пока ты выполняешь свой долг вождя, им редко представляется возможность показать свое смертоносное умение. Жизнь правителя полна противоречий.
Телуйет поражался скудости одеяний на трупах и убожеству малочисленных украшений: перья да краска.
— И что за дурни идут в битву голыми, точно новорожденные щенки?
Кейда метнул на него сердитый взгляд.
— Люди, которые верят, что могут положиться на что-то посильнее кожи и стали.
— Но ведь огня не было. — Чейзен Сарил выглядел смущенным. — А прежде его вспыхнуло куда как много!
Нетерпеливые руки потянулись, чтобы вытащить лодку на берег и помочь обоим вождям ступить на сухую землю. Воины Чейзенов и Дэйшей сомкнулись вокруг со все еще обнаженными мечами.
— Иди поговори со своим народом. — Кейда поймал Сарила за локоть и развернул к худому и стройному человеку, тревожно заламывавшему руки. — Узнай, с чем еще мы можем столкнуться. Телуйет, давай посмотрим, что сообщат нам раненые.
С державшимся возле него рабом Кейда поспешил вдоль берега, где местные жители и те, кто пришел к ним на выручку, с безжалостной последовательностью избавлялись от павших дикарей.
— Стой, — отрывисто приказал Кейда, увидев, как меч его воина взмыл над захватчиком, ноги которого ниже колен были обрублены и размозжены. Ошметки плоти вокруг раздробленных костей покрывал слой копошащихся мух. Кровь, слабо сочащуюся из ран, исправно впитывал сухой песок.
— Очень хорошо помнить все, чему тебя учили, — более подробно объяснил Телуйет воину мысль вождя. — Но когда на ком-то нет доспехов, почему бы просто не пронзить его, да?
— Верно. — И воин Дэйшей виновато улыбнулся. Раненый дернулся из стороны в сторону, на ощупь ища какое-нибудь оружие. Он попытался швырнуть горсть песка в склонившиеся над ним лица, но силы покинули его, и рука упала. Телуйет нахмурился и поставил тяжелую ногу на грудь дикаря, кивая меченосцу, чтобы поступил так же.
— Кто вы? Ты меня понимаешь? Ты знаешь, кто я? — Кейда присел на корточки близ раненого.
— Он не похож на варвара, — озадаченно произнес Телуйет.
— Ни на кого из северян — безусловно, — согласился Кейда. Если черты лица умирающего чем-то напоминали любого из Чейзенов или Дэйшей на берегу, то ростом он был выше большинства альдабрешцев на полголовы — на столько же прибрежные жители крупнейших островов превышали людей с холмов. С другой стороны, кожа его была темнее, чем даже у людей с самого высокогорья.
— Что это у него в волосах? — Телуйет осторожно порылся в шевелюре чужака кончиком меча. Даже не смотря на то, что силы его были на исходе, раненый попытался увернуться, плюя на клинок.
— Какая-нибудь краска? — Кейда не мог бы сказать, вьются ли от природы волосы этого дикаря, как у обитателя гор, или падают прямо, как у тех, у кого преобладают прибрежные предки: они основательно запеклись от чего-то густого и красного. — Или просто грязь?
Тот принялся слабо извиваться, хрипло и с вызовом что-то бормоча.
— Это похоже на какой-нибудь язык, который вам доводилось слышать? Говор с дальних пределов Архипелага? — Кейда поглядел на Телуйета и меченосца.
— Нет, мой повелитель. — Оба в смущении покачали головами.
— Я тоже никогда не слышал ничего подобного, — признал Кейда. — И не видел. — Он стоял и глядел на умирающего, борющегося за каждый вздох. Ребра вздымались и опадали под грубо намалеванным красно-белым узором, подпорченным кровавыми разводами и запекшейся коростой. — Ладно. Прекратите его мучения.
Когда Телуйет ударом меча избавил несчастного от страданий, Кейда оглядел пляж. Раскрашенный столь же грубо ближайший труп и раненый неподалеку выглядели удивительно похожими на тело у его ног.
— Откуда бы ни явились эти люди, они получают мало свежей крови, не так ли? На вид все прямо как братья. — Кейда отвел взгляд от безжалостного островитянина, разбивавшего череп раненому рукоятью весла. — Что, собственно, у них было за оружие?
Телуйет начал обшаривать тела:
— Это копье — не более, чем обожженная деревянная жердь. Впрочем, вот это изготовить малость трудней. — Он подхватил тяжелую дубину из твердого зернистого дерева со вставленными в нее заостренными пластинами черного камня, всю в крови и налипших там и сям волосах.
— Ты узнаешь эту древесину? — Кейда взял дубину и повертел ее туда-сюда, озадаченный.
— Я не могу отличить лиллу от ореховой пальмы, мой повелитель. А это он, должно быть, называл ножом. — Телуйет достал клинок из отточенного черного камня, держащийся на грубо сшитой кожаной петле, прикрепленной к легкой кожаной же набедренной повязке.
— И эти люди обратили в бегство целое владение? — Кейда уделил черному каменному ножу беглый взгляд и бросил его на песок. — Атун!
— Мой повелитель. — Могучий воин явился на зов тотчас же. Пот обильно тек по его лицу, исчезая в сивой бороде. Кровь запеклась на его бронечулках и испачкала правую руку, мухи жадно роились над окровавленным мечом.
— Какие у нас раны? — спросил Кейда.
— У наших людей лишь несколько порезов и синяков. Нескольких из Чейзенов застигли врасплох, но они были уставшими, к тому же очень суетились, — неохотно признал Атун. — У двух островитян разбиты черепа, у нескольких переломаны руки.
— Как бились эти дикари? — Кейда посторонился, чтобы дать двум мрачным на вид островитянам проволочь мимо труп, который они тут же бросили в кучу отрубленных рук, ног и голов.
— Как безумцы. — Атун передернулся, выражая смесь изумления и беспокойства. — Никакой брони, оружие — впору ребенку для игр, а налетели на нас, воя, точно одуревшие от жары собаки. Или не понимали, что мы их изрубим, точно стебли соллера?
— Нагие или одетые, они все же могли взять числом, если у них столько же людей, сколько стеблей соллера в поле.
Кейда прошел мимо отвратительной груды мертвецов и нахмурился при виде тела с собравшейся у губ кровавой пеной.
— Подай перчатки, Телуйет.
Натянув защитные рукавицы, он обнажил кинжал и отрыл им рот мертвеца, откуда выкатилась какая-то изжеванная волокнистая мякоть.
— Что это? — поразился Телуйет.
Кейда поднял нож к лицу кончиком вверх и осторожно понюхал.
— Не могу признать, но пахнет изрядно. Что-нибудь, чтобы возбудить ярость или приглушить боль? Чтобы ввергнуть в безумие, которое помогает им одолеть страх смерти?
— Северные варвары применяют крепкое питье и возбуждающие снадобья, чтобы вызвать у себя кровожадность, — заметил Телуйет.
— Тогда, возможно, колдовства здесь нет, мой повелитель, — медленно проговорил Атун. — Эта нечисть является, вопя, ночью и налетает на Чейзенов, разбивая головы и сбивая с ног всех у себя на пути, бросая зажигательные снаряды и, возможно, пуская какой-нибудь дурманящий дым, чтобы запугать жертвы. Не могут ли толки о колдовстве быть вызваны лишь страхом и воображением?
