Шеп прервал его мысли недовольным фырканьем.
— Если хочешь половину обеда, будь добр, сделай половину работы, дружище.
Видя, что костлявый напарник прополол на полторы борозды больше, чем он сам, Кейда воздержался от любого ответа и размял какой-то сорняк большим и указательным пальцами. Зеленая грязь добавилась к черной земле на его руках. Затем он попытался увеличить скорость, но Шеп опережал его уже на две борозды, когда они наконец встретились.
— Ты понесешь все это курам. — Шеп встал и простонал, уперев ладонь в крестец под выгнутой спиной, лопатки его выступали остриями, каждая косточка позвоночника ясно виднелась под кожей. — Посмотрю, что думает хозяйка и что мы от нее заслужили. Готовь миски.
Кейда подобрал охапку выполотых сорняков. Куры уже знали, что близится, и потому испустили пронзительное кудахтанье, которое подняло на ноги пса, готового предположить, что птицу крадут.
— Пустые руки, видишь? — Кейда расставил пальцы, показывая собаке. Затем приблизил к ее морде одну руку ладонью вниз. Собака небрежно принюхалась, затем села, позволяя ему забрать их имущество, все еще навострив уши и наблюдая, как Кейда присоединяется к Шепу у дома.
— У вас есть миски? — Женщина ждала с кухонным горшком из начищенной меди и поднятой в нетерпении поварешкой. Судя по тому, как она держала горшок, он был не горячий. Кейда и Шеп торопливо зашарили в торбах, ища свои миски.
Подливка, оставшаяся от вчерашней утки, тушеной и сдобренной кое-какими лежалыми овощами, куда для густоты добавили пыль со дна сосуда с соллером. Джанне Дэйш не дала бы такого рабам своих гостей, чтобы не оскорбить их хозяина или хозяйку.
Тем не менее Кейда с жадностью стал подбирать ложкой еду, отличая в ней немногочисленные ошметки мяса. Затем прочистил горло и улыбнулся.
— Превосходная вышивка, ты искусница, хозяйка. — И указал взглядом в сторону рамки с тканью.
Женщина кивнула, признавая, что ей воздано должное, и поскребла по дну своего горшка.
— Есть еще немного. Хотите?
— Владение Шек славится своими вышивками даже в южных пределах. — Кейда наклонил миску, чтобы вычерпать остатки похлебки.
И что ты собираешься сказать дальше? «Хорошо продается, не так ли? И никого не оттолкнет мысль, что, возможно, скверна колдовства неотделима от этой ткани?»
Шеп выставил миску вперед, как только женщина подняла черпак. Она дала ему вторую основательную долю, оставив Кейде лишь несколько неполных ложек варева.
— Ты ешь то, что заработал. — Ее острые черные глаза подстрекали его бросить вызов.
— Тебе — наша благодарность, а нам — надежда, что странствие приведет нас к успеху.
В дверях появился человек с обнаженной грудью, высокий и меднокожий, с плечами, по ширине не уступавшими любому, кого видел Кейда на галере Године. Он засунул большие пальцы за широкий тканый пояс, витая костяная рукоять его шекского кинжала белела на густо-синей ткани. На рукоятке угадывалось изображение цапли.
Почему бы не спросить его? «Скажи, приятель, как же все-таки Шек Кул взыскал плату со своей бывшей первой жены за то, что стакнулась с чародеем? Твой вождь, конечно же, доверил тебе эту тайну, и почему бы тебе не обсудить столь чувствительные дела с оборванным и угодливым путником?»
— Если я не попаду сегодня на корабль, можно будет заглянуть завтра? — Шек расправил узкие плечи, нарочито отстраняясь от Кейды.
— Можно, но я ничего не обещаю, — недовольно ответила женщина. К Кейде она при этом не обращалась.
— Тогда доброго тебе дня. — И Шеп, выпрямив спину, повернулся на пятках и направился к воротам. Пес преградил ему путь, насколько позволяла цепь.
— Назад, — рявкнул на животное Кейда, наградив его за невоспитанность яростным и хмурым взглядом. Он убрал засов, меж тем как смущенный пес поглядывал в сторону дома, прося указаний, и зашагал к морю, не думая о том, куда теперь подастся Шеп. Испытывая отчаянное желание запустить свою треснутую миску в воду, он сел, съежившись, но вместо того, чтобы бросить, вдруг принялся чистить миску песком и водой.
Это, разумеется, унизительная трата времени, за которое не найдено ничего сколько-нибудь полезного. Что теперь?
— Ты гадаешь по ладони? — Робкий голосок у его плеча мигом вывел его из мрачного настроения. На него глядела сверху девушка, едва ли не дитя, болезненно худая, темнокожая. Порядочно голодная, с запекшимися водянисто-голубыми глазами. — Человек вон там сказал, что ты прочел по рукам его путешествие.
— У меня есть к этому некоторый дар. — Кейда встал, стряхивая воду с ложки и миски. — А поможет ли он тебе, зависит от того, что ты можешь для меня сделать.
Девушка опустила глаза и погрузила пальцы ноги в серый песок, изрытый утренним дождем и взбитый множеством торопливых ног.
— Я нашла плавник нынче утром. — Она и впрямь сжимала под мышкой скудную связку расколотых палочек, каждая тоньше, чем ее рука.
— Тогда обменяй его на еду и принеси мне половину того, что получишь. — Кейда старался говорить сурово, и девушка уставила на него расширенные горестные глазищи, принуждая его дать объяснение. — Не могу обещать, что тебе понравится мое прорицание. Люди с галеры, которая отплыла нынче утром, пообещали уделить мне рыбы, но когда я увидел неудачу, грозящую их старшине гребцов, я остался голодным. — Гнев по поводу такой нежданной несправедливости проник в его голос.
Лицо девушки стало сочувствующим.
— Я принесу любую еду, какую смогу найти. — Вскинув свою вязаночку на плечо с поразительной ловкостью, она заторопилась прочь через убогое становище, растянувшееся за чертой прилива.
Почему ты ей так сказал? Почему ты согласился угадать ее будущее? Эта пропащая душа наверняка вцепится в любого, кто будет к ней сколько-нибудь добр, а если ты увидишь что-то опасное на ее пути, сможешь ли повернуться к ней спиной? Еще не хватало тебе забот о беззащитном ребенке.
Кейда следил, как она движется мимо жалких шалашиков из веток и полусгнивших отрезов парусины. Эти негодные убежища меняли обитателей с каждым приливом, насколько мог видеть Кейда, ибо мужчины и женщины то сходили на берег, то садились на какой-нибудь отбывающий корабль, поторговав какими-нибудь полезными вещами или побрякушками и пережидая под этим кровом ежедневные дожди. Некоторые из странников держались по двое, по трое, другие даже не трудились небрежно поздороваться или проститься с временными соседями и в полном одиночестве всходили на какую-нибудь галеру, идущую в желанном направлении.
Побалуй этих людей намеками на благую участь и сможешь рассчитывать на достойную долю в их пище и крове, а не на то, чтобы гнуть спину, роясь в грязи за те же объедки. Ты уже лишил себя чести, ограбив Године. Сколько ночей ты будешь страдать с пустым брюхом, прежде чем примиришься с несколькими пустяковыми выдумками при гадании ради ломтя соллерного хлеба?
