— Я верный раб, и положено, чтобы я давал тебе добрые советы, — с издевкой напомнил варвар. — Так слушай мой совет. Ты говорил, как отчаянно нам необходимо, чтобы все здесь шло гладко и ровно, пока не вернется «Зеленая Черепаха» с Ризалой, а этого еще ждать и ждать. II не стоит тебе сейчас раскачивать лодку. А теперь убери руки, или я тебе морду разобью, — злобно закончил он.
— Мой господин, — впереди по проходу возник Бейо, в его голосе прозвучала неуверенность.
Кейда выпустил Дева и отступил на шаг.
— Мы идем.
— Нашему господину требуются доверенные рабы, — Дев поглядел мимо него на Бейо.
— Это правда, — Кейда заставил себя улыбнуться. — Все остальные могут провести время как хотят. — Он медленно прошел к открытой двери, из которой долетали манящие запахи праздничного обеда.
Итак, я загнан в угол, и выбора нет. Знай, наслаждайся в тиши покоев обедом, где найдется все, чего душа пожелает, а на сладкое — нежная любящая Итрак. Я бы предпочел делиться сушеным мясом и тухлой водой с Ризалой на каком-нибудь людном торговом пляже, пусть с ней только и можно, что поговорить. Таково уж всевластие вождя.
Глава 13
Он выплеснулся из нее в бурном порыве, который смел все сопротивление. Она лишь смутно осознавала, что он ее отбросил. Не важно. Он ей не нужен. Она свободна, чтобы упиваться переполняющим ее восторгом.
Теперь она была резвым ветром, по-кошачьи царапающим поверхность озера, взвихряющим пену. Волны были полны послушания: это по ее воле они катились и разбивались. Вздохи ветра спешили вступить в игру, следовали за ней, добавляя свои жалкие силы к ее растущей мощи. Теперь она летела, не ведая преград, увлекая за собой океан, чтобы обрушить его на сушу, повелевая всеми ветрами. Она не тронула слабенькие воздушные вихри, искавшие укрытия под деревьями и у холмов, а промчалась мимо, чтобы там, дальше, взмыть к небесам в нарастающем, точно прибой, упоении.
Она испытывала нечто необыкновенное, танцуя в пустоте. Тонкие завитки пара тянулись за ней, точно развевающиеся волосы. Она вытянула их в блещущие нити, тоньше паутины, и набросила молочное покрывало на дальнее солнце. Она была художником, творящим прекрасное диво в чистом вдохновении. И это оказалось по-своему занятным, но в чем смысл обладания такой силой, если не делать большего?
Она призвала к себе зефиры, повелев им впитать жар земли и подняться настолько высоко, насколько хватит сил. Уловив резкие порывы, она погнала их над водой, захватила с их помощью влагу и обратила в шквальные ветры. Грозовые тучи заполняли пустоту, сливаясь с силой ее зловещего и незримого присутствия. Вода была слишком слаба и падала безумным дождем в тщетной попытке ускользнуть от сокрушающих желаний воздуха. Свирепый ветер послушно ринулся к берегу, чтобы ударить ливнем, запугать землю, хлеща по ней градом, чтобы покорилась. Вспышки молний озаряли темнеющие облака, а восходящие потоки воздуха неизбежно возвращали упавшую влагу в ее власть.
Из прихоти она заставила грозовые облака вращаться… И по ее велению началась свистопляска, в которую вовлеклись порывы ветра из дальних далей. Этот рев и вой, все сильнее ускоряющиеся, звучали для ее ушей музыкой. Мощь ошеломляла, завораживала. Она трепетала от собственной мощи, ликовала, блаженствовала. Ее сотрясало упоение. Она была воздухом, чистым, простым и всемогущим.
Нет. Она была Велиндре. Она была колдуньей с Хадрумале, и если недостаточно властна над собой, то не имеет права на звание Владычицы Облаков. Она стала пробиваться на свободу из кружения туч, отыскивая спокойную середину, чтобы вернее справиться с собой, со стихией и заполнившими ее существо соблазнами.
Обретя убежище и зыбкую возможность управлять своим волшебным чутьем, Велиндре созерцала чудовищную бурю. Как остановить это детище распущенности, прежде чем оно выйдет из-под ее власти? Буря клубилась и неистовствовала вокруг, грозя разгуляться в еще большем безумии, захватив новые области. Тучи в вышине требовали все больше и больше места. Велиндре сосредоточилась на поддержании с трудом завоеванного покоя внутри и вовне и, наконец, поняла, что ей нужно сделать.
Завитки бури уловили огонь, а тот морскую пену, влагу увлекло в небесную высь, где ветер хлестал по белым волнам, пока те не уронили крупные капли дождя. Огонь является стихией, которая приводит в движение все прочие, смутно припомнилось ей. Но огонь можно задуть. Велиндре стала искать тепло, странствующее по морям, и увела его. Затем поймала беглый ветерок, тщательно сплела из него пелену между океаном и бурей наверху. Дождь, ведомый ее чарами, благодарно скользил и скрывался в прохладных глубинах. И как буря ни пыталась, а не могла втянуть еще больше влаги, чтобы возобновить ливень. Облака остывали, дождь слабел. Велиндре вырвала клок из жуткого покрова непогоды, а затем заставила грозовые тучи рассыпаться, разбежаться в разные стороны. Грозные силы не натворили бед и были повергнуты в смятение.
Колдунья открыла глаза. Она стояла на берегу озера Азазира, озябшая и промокшая, в одной только рубашке и в чулках. Грязь хлюпала под пальцами ног. Спутанные волосы, мокрые и липкие, окутывали плечи. Велиндре смаргивала с глаз жгучие слезы, солнце, слепящее, яркое, поднималось над краем пустынной долины. В его низких лучах туманно блестели влажные скалы, а недобрые тучи, все еще неумолимо плывшие над долиной, окрасила желтоватая дымка.
— Хадрумале, — презрение Азазира было леденящим. Велиндре поскользнулась и чуть не упала, оборачиваясь, чтобы его увидеть. Она открыла рот и вдруг обнаружила, что почти разучилась говорить.
— Ты не больше Отрика способна преодолеть их скудоумие. — Да, там стоял Азазир, силуэт человека из первозданной воды, искрящейся на раннем солнце, весь в мерно поднимающихся и опадающих пылинках зеленого колдовского света. — Все вы таковы: надменные и своевольные, не способные отпустить себя на свободу. Неспособные найти свои истинные возможности.
— Власть над собой — не своеволие, — огрызнулась Велиндре, с трудом заговорив. — А утрата разума едва ли путь к мудрости.
— Власть над собой, — фыркнул Азазир. — Сомнение в себе и отрицание.
— Самоограничение, — прошипела Велиндре, убирая с глаз мокрые волосы. — То, о чем ты никогда не беспокоился. И не считал нужным помедлить, чтобы задуматься: а стоит ли делать что-либо только потому, что ты в силах это совершить? Ты не называешь это надменностью?
— Я служу более высокому призванию, — его неземные глаза сияли зелеными огоньками. — Я служу моей стихии. И не стану себя стеснять жесткими правилами и страхами Хадрумале.
— Я желаю господства над моей стихией, — отрезала Велиндре. — А не ее господства надо мной. Утрата себя — слишком высокая цена за любую силу, какую я могу приобрести, следуя за тобой. Где человек, которым ты когда-то был, Азазир?
— Ушел туда, куда у тебя не хватило храбрости последовать, это же ясно. — Прозрачный чародей улыбнулся с откровенным презрением. — Возвращайся на Хадрумале и живи, как жила, в своих тесных пределах, отведав истинной свободы в чародействе и отвергнув ее. Довольствуйся медленным и тяжким продвижением наугад и вслепую по пути познания. Не говори мне, что не научилась большему в те минувшие дни, чем могла бы в течение жизни в Хадрумале! — Смеясь, он пошел к воде, с каждым шагом делаясь все бледней и прозрачней.
