— Пожалуйста, не стой на пороге, — настойчиво попросила мать девочки. Ее тормалинский был так же хорош, как мой Горный, если не лучше.
Просьба показалась мне справедливой. Я сделала еще шаг, и дверь захлопнулась за моей спиной. Засовы с тихим скрежетом заперли меня внутри, когда старуха пробормотала быстрое заклинание.
— Кто ты? — требовательно спросила мамаша.
Если б меня заперли в вонючей тюрьме, я бы тоже не утруждала себя любезностями.
— Гостья, из-за океана. — Возможно, это просто детский миф, что, сообщая Элдричскому Народцу свое имя, вы даете им власть над собой, но я не стану рисковать в обществе незнакомых практикующих Высшего Искусства. — А кто вы?
— Я была женой Ашернана, господина Шернасекка. — Мамаша ни с кем не переговаривалась, даже если кто-то ей помогал. — Мы все из того клана: моя мать, мои сестры и их дочери.
— Я думала, это Илкехан уничтожил Шернасекк. — Я не уступала ей в прямоте, сознавая, что нас в любую минуту могут прервать. Тогда я окажусь в беде, но не стоит беспокоиться раньше времени.
— Илкехан с Олретом, тявкающим у его пяток. — Бабка сплюнула от отвращения.
Одна из сестер села спиной к решетке, подоткнув под себя золотистые юбки.
— Что Эвадасекк видит, того он жаждет. Чего Эвадасекк жаждет, Кеханнасекк крадет. Что Кеханнасекк крадет, Реттасекк прячет. — Это неясное заявление на эльетиммском языке несло горький отзвук старой, признанной истины.
— Как вы здесь оказались? — спросила я хозяйку Шернасекка.
— Олрет выкрал нас из-под носа Илкехана. — Она презрительно махнула рукой на их смрадную тюрьму.
— Он предлагает нам выбор: брак с его кровью или эта грязь, — с усталым смехом пролаяла ее мать.
— Брак даст Олрету право на землю Шернасекка, равное праву завоевания Илкехана? — догадалась я, увидев двух девушек на выданье. Похищение невест — это давняя и бесчестная традиция в Лескаре, где ссоры из-за наследования тянутся от поколения к поколению, и не одна герцогиня давала свадебные клятвы с ножом у горла.
— Он получит право только после рождения ребенка, который соединит обе линии крови, — хмуро сказала другая сестра из своей омерзительной клетки. Она стояла, теребя зеленые юбки.
Госпожа Шернасекка улыбнулась.
— Он отрезал нас от дома и харджирда, но мы можем призвать силу из наших общих корней, чтобы править внутри этой комнаты.
Значит, это заточение может быть не столько изощренной пыткой, сколько предосторожностью.
— Это и то, и другое, — ответила женщина в зеленом.
— Ты читаешь мои мысли? — настороженно спросила я.
Она пожала плечами:
— Довольно простой трюк.
— Трюк, который Олрету не по зубам. — Бабка подошла к передней стене клетки, щуря глубоко запавшие глаза, окруженные паутиной морщин. — И это — вторая причина, по которой он держит нас в плену, рискуя вызвать гнев Илкехана. Мы владеем всем, что осталось от знания Шернасекка, и Олрет дорого бы дал, чтобы добавить то знание к своему собственному.
— Мама! — запротестовала сестра в зеленом платье.
— Зачем скрывать? — вмешалась другая сестра. — Лишив Шернасекк нашей защиты, Олрет обрек наш клан на смерть под пятой Илкехана.
— Эта девушка не друг Олрету. — Старуха уставилась на меня. Я сомневалась, что с ее подслеповатыми глазами она способна видеть намного дальше своей руки, но что-то давало ей неуютно точную проницательность. Бабка хмыкнула с удовлетворением. — И ее друзья — тоже.
— Ты здесь с другими? — в первый раз заговорила одна из юных девушек, и неприкрытая надежда появилась на ее лице.
— Ты можешь доставить послание в Эвадасекк? — Женщина в золотистом с трудом встала на ноги. — У нас есть там родственные узы.
— Дачасекк поможет нам, когда они узнают, что мы еще живы, — настаивала ее сестра в зеленом. — Фройласекк тоже.
— У нас вражда с Илкеханом, — осторожно заметила я. — Не в наших интересах ввязываться в распрю, которая не имеет к нам отношения.
Как говорится, не зная броду, не суйся в воду.
— Олрет продаст нас Илкехану, если судьба повернется так, что ему это будет выгодно, или если наша выдача окажется единственным средством спасти его собственную шкуру. — Хозяйка Шернасекка посмотрела на меня, и я почувствовала, что ее слова — истинная правда.
Эти женщины имели какое-то мощное Высшее Искусство и, подобно Гуиналь, умели творить свои чары без постоянных заклинаний. Мне стало легче, когда они сказали, что Олрет не может залезть мне в голову и узнать, что я была тут, наверху. В их колдовстве не было жестокости, как в заклинаниях Илкехана, с помощью которых он измывался надо мной и другими. Но все равно ни одна из этих женщин не испытывала никаких угрызений, когда брала, что ей нужно, из моих мыслей или навязывала свою волю моему телу. Что я слышала в их словах? Отзвук неопровержимой истины или коварную магию, убеждающую меня в их прямоте? Кажется, в эльетиммском Высшем Искусстве нет ничего из этических традиций Гуиналь; оно было или зверским, или коварным.
— Ты действительно говоришь честно? — Я подняла брови, глядя на хозяйку Шернасекка.
Она пожала плечами:
— Ты сама должна это решить.
— Когда решу, тогда вернусь. — Я повернулась, чтобы уйти, и обнаружила, что заклинание мне больше не мешает. Засовы отодвинулись по шепоту младшей девушки. Выскальзывая за дверь, я увидела в ее взгляде страдание, которое ее старшие родственницы отказывались признать.
Я быстро пошла по коридору. Женщины, хоть и в небольшом количестве, получают еду и воду, и мне бы не хотелось встретиться с тем, кто там ее приносит. Замедляя шаг на лестнице, я откопала пузырек духов в сумке на поясе и капнула немножко во впадинку на шее. Сильный аромат прогнал тюремный запах из моих ноздрей, будем надеяться, он перебьет и вонь, пропитавшую мою одежду. Затем я услышала шаги в коридоре на том этаже, где лежал в горячке сын Олрета. Сперва я застыла, потом бесшумно прокралась на площадку и, украдкой заглянув за угол, увидела сиделку. Она шла к противоположной лестнице. Я бросилась вниз, но услышала, что кто-то тяжело поднимается мне навстречу. Поворачиваясь, я выудила из кармана свой пергамент и пошла обратно наверх, словно имела все права находиться здесь.
Ответа на мой стук не было, поэтому я подождала у двери, когда вернется сиделка. Сын Олрета не соединит свой род с родом Ашернана. Очевидно, этого и хотел Илкехан, когда отрезал ему яйца, будто какому-то жеребенку, не годному на племя. Хозяйка Шернасекка знает, что случилось?
Расскажу ли я нашим о своем открытии? Как они отреагируют? Легко понять, что Грен, с его любовью к женщинам, это дело так не оставит. Он потребует, чтобы мы ворвались на верхний этаж и освободили пленниц. Коли на то пошло, Сорград наверняка согласится с братом, и его будет трудно переубедить.
