– Сюда. – Горец повернул за угол, направляясь к деревянной конюшне с множеством выброшенных подков, прибитых на стены. – Спросим тут.
Жилистый мужчина в пыльной от мякины одежде держал голову нервного пони, пока ладная девушка в холщовом фартуке осторожно выскабливала копыто, зажатое между колен.
– Добрый день, – радушно кивнул мужчина. – Ваши мулы сыты и ухожены. Хотите проверить их или пришли нанять лошадей на день? У нас есть две отдохнувшие верховые лошади.
– Нет, – отмахнулся Джирран. – Мы хотим узнать, куда идти на травлю быков.
– Ступайте к Южным Воротам. Травля будет во дворах бойни, а лучшая арена для петушиных боев – в «Серой Вороне», там же, у ворот, – с готовностью ответил конюх. – Счастливого праздника! – крикнул он, но горцы уже повернулись спиной.
Девушка подняла глаза, и ее отец покорно пожал плечами.
Джирран уверенно вышел со двора. Тейриол шагал не так быстро, глазея на яркие вывески над фасадами лавок.
– Я еще понимаю, когда сапожник вывешивает сапог, – воскликнул он, развеселившись при виде гигантского сапога с невероятно высоким каблуком, – но что, скажи на милость, должно означать вот это? – Он указал на медного орла, застывшего в стремительном падении.
– Да не все ли равно?
Джирран глядел прямо перед собой. Он шел через весь город все тем же быстрым шагом, будто и не замечая, что сталкивается плечами с какими-то прохожими, от чего те, возмущенно ругаясь, оступаются в канаву. Ни тот, ни другой горец даже не запыхались, когда Джирран наконец остановился, и оба уставились на неприступную башню из красного камня. Это и были ворота к южной дороге. Огромная, в три яруса, башня с парапетами и амбразурами, настороженно глядящими во все стороны, возвышалась над ветхими домами, прилепившимися к городской стене. Сами ворота были из древнего черного дерева, обитого кованым железом, а в мрачной утробе входа, как предупреждающий оскал гончей, виднелись острые зубы опускной решетки. Перед башней раскинулся пустырь: заплаты булыжников тут и там, осыпающаяся стена – все, что осталось от рухнувшего здания, все пригодные кирпичи давно растащены. Судя по еще сохранившимся пустым нишам, здесь когда-то стояла усыпальница.
Городская суета тонула в кровожадных криках. Джирран и Тейриол тщетно пытались что-либо разглядеть из-за спин более высоких мужчин, когда все вдруг возбужденно загомонили и раздался резкий визг, заглушающий и злобный собачий рык, и басовитое мычание разъяренного быка. Последний агонизирующий рев животного утонул в громких возгласах, и наступила относительная тишина, посреди которой отчаянно скулила раненая собака. Делясь впечатлениями, зрители группками потянулись к тавернам, оживленно торгующим элем вокруг длинных зловонных рядов боен, и по пути расплачивались за ставки.
– Мы все пропустили, – уныло посетовал Тейриол.
Человек с мрачным лицом расстегивал блещущий заклепками ошейник пятнистого мастиффа. Пес старался подняться, но задние лапы, лежавшие в луже крови и навоза, не слушались. С грубой нежностью хозяин поднял его морду, погладил уши. Глаза собаки были доверчивые и теплые, глаза человека – красные и прищуренные, когда он перерезал ей горло одним быстрым движением ножа и шагнул назад от ее последних судорог.
– Добрый день, – поздоровался Джирран, повышая голос над исступленным рычанием остальной своры, набросившейся на кровавые останки недавнего противника. – Сегодня будет еще одна травля?
Мужчина поднял глаза, на его грубом лице застыло страдание.
– Нет, не сегодня. По крайней мере не с моими собаками. – Он посмотрел на мощных животных, рыжевато-коричневых, черных и пятнистых, раздирающих мясо, и его лицо немного посветлело. – Артель, покажи им плетку, не то останешься без руки! Зубы Талагрина, ты совсем ничего не соображаешь?
Он быстро пошел, чтобы вырвать собачью плетку у нервного парня, который был только счастлив отступить от настойчивых требований мастиффов. Собаки столпились вокруг хозяина, кровь стекала по их тупым мордам и массивным плечам.
– Хороши собачки, – заметил Тейриол, пряча руки за пояс.
Один из мастиффов поймал взгляд юноши, и в глубине его горла раздалось угрожающее рычание.
– Который питейный дом «Ворона»? – спросил Джирран у парня.
– Вон тот. Могу показать, если хотите… – Он неуверенно посмотрел на своего хозяина.
– Иди. – Резким свистом мужчина вернул отбежавшую собаку и прорычал команду, вслед за которой вся свора послушно задрала мордастые головы.
– Пойдемте, – сказал Артель.
Он повел их к таверне с распахнутой настежь дверью из грубо сколоченных сосновых досок, давно не смоленных. Растолкав мужчин, лениво пьющих на пороге, он предоставил Джиррану и Тейриолу самим пробираться к стойке мимо сломанных табуретов и столов. Многодневные опилки на земляном полу слиплись от пролитых пива и крови.
– Два сюда. – Джирран махнул усталому человеку за стойкой возле ряда бочек. – Нам сказали, здесь идут петушиные бои.
Трактирщик толкнул к нему кожаную бутыль и два роговых кубка.
– Это сзади, с тебя три медяка. – Он даже не взглянул на Джиррана, беря его деньги, и повернулся к следующему изнывающему от жажды клиенту.
– Пошли. – Толкаемый со всех сторон, Тейриол крепко держал свой кубок, чтобы не выплеснуть эль на рубаху. – Уж здесь-то мы должны что-нибудь увидеть, верно?
Задняя дверь открывалась в гудящее помещение, полное возбужденного ожидания, громких разговоров и мощного запаха эля, пота и курятника. Мужчины и женщины с горящими глазами толпились на широких деревянных ступенях вокруг вырытой в земле арены. Вновь прибывшие ждали своей очереди, когда те, кто уже накричался до хрипоты, отправятся на поиски эля или вина.
Наклонившись вперед, Джирран настойчиво прошипел на ухо Тейриолу:
– Мы должны продать шкуры, или ваша мать спустит шкуру с нас обоих.
Азарт в глазах Тейриола немного угас, и юноша глотнул эля.
– Недурно, – заметил он с удивлением.
– Так ты можешь затуманить себе мозги, пока не перестанешь отличать петуха от курицы, – презрительно бросил Джирран, но и сам сделал большой глоток. – Бьюсь об заклад, хозяин таверны получает долю со ставок.
– Мы сделаем ставку? – Тейриол нетерпеливо шагнул вперед, увидев, как двух птиц готовят к арене.
Джирран протолкался к перилам. Важный петух с покрытой шрамами бородкой и глянцевитым медным оперением уже царапал когтями землю, пока его более мелкому рябому противнику еще прикрепляли отполированные до блеска шпоры к чешуйчатым ногам.
Джирран нехотя пригладил бороду.
– Лучше не будем. Если мы опять потеряем деньги, Эйриз избавит вашу мать от хлопот и сама сдерет с нас шкуру!
Тейриол резко взглянул на Джиррана, но в этот момент птиц отпустили, и они налетели друг на друга в клубах пыли и перьев. Хвастливое «кукареку» вознеслось над бормотанием зрителей, и бой начался. Рябой петушок восполнял недостаток роста поразительной свирепостью. Он подскакивал, хлопая крыльями, и норовил зацепить шпорами голову и глаза противника. Крупный петух ошеломленно попятился. Его владелец торопливо убрался с дороги, но рыжий задиристо кукарекнул и, распластав крылья, бросился обратно в драку. Рябой петушок, у которого перья кольцом топорщились вокруг шеи, ловко уворачивался от его злобного клюва и, улучив момент, сам нанес удар, разбрасывая рыжие перья в алых капельках крови на взрытый песок. Медный петух, более тяжелый и не столь проворный, скоро оказался в обороне, тщетно пытаясь защититься от все более исступленных атак.
