Глава 6
Драконы вовсе не были той опасностью, которой я страшилась в Гидесте, но мы часто видели, как весной они пролетали мимо, а осенью иногда нападали на долины. Вот один из многих Горных мифов, в которых они фигурируют.
Из тишины прозрачной создала
Укромную долину Мэвелин.
Луна по глади озера плыла,
Цветы на пышном дереве цвели.
Но злые вирмы, зависти полны,
Прогрызли основанье диких скал,
И вырвались они из глубины,
И жуткий грохот тишину прервал.
И Мэвелин, не в силах слез сдержать,
Смотрела, как губили красоту,
И стала Мизаена умолять,
Чтоб от долины он отвел беду.
Оставил горн свой Мизаен и взял
С собою молот, чтоб врагов сразить,
И молотом клыки он им сломал —
Бежали вирмы в темень во всю прыть.
Но по пятам гналась за ними месть.
Обрушил скалы вдруг один беглец,
Чтоб Мизаена в пух и прах разнесть, —
И сам злодей приблизил свой конец:
В пыль эти скалы Мизаен разбил
И пылью насмерть вирма задушил.
Ну а другой беглец исторг из пасти
Мертвящий дух, отраву из отрав.
Но Мизаен стал вирма рвать на части,
Буран страшенный на него наслав.
Заплакал вирм горючими слезами,
Потоком слез всю землю затопил.
Но Мизаен сковал ту воду льдами,
И супостат во льдах навек почил.
Последний вирм, что слыл непобедимым,
Огнем надумал небо опалить.
Но пылью, мертвым воздухом и льдиной
Смог Мизаен пожар остановить.
Скрутил поганца – тот уж еле дышит —
И в кузницу свою втащил скорей.
Его огнем разжег свой горн остывший
И выковал он солнце для людей.
Верхние Пределы Пасфальской долины, 13-е предлета
– Живей, маг! Будешь так плестись, и твои вши слезут и пойдут своим ходом! – весело издевался Грен над Узарой, хотя сам привалился к большому валуну.
– Никто за нами не гонится, – осадила я его. – А воздух здесь, вверху, тоньше, чем собака нищего!
Это было преувеличение, но меня тоже утомил постоянный нескончаемый подъем. Хорошо хоть дул ветерок, поскольку солнце пекло нещадно. Мимо порхнула бабочка, лениво махая крылышками такого же бледно-голубого цвета, как выбеленное небо над нашими головами.
Сорград, который немного опередил нас, сел на грубую траву, окаймлявшую узкий шрам тропы.
– Мы можем остановиться и поесть, прежде чем идти дальше.
Ранец Узары с глухим стуком ударился о землю.
– Далеко еще до следующей деревни? – спросил маг, тяжело дыша.
Сорград покачал головой.
– Больше деревень не будет. Это уже земли аниатиммов. Западные горцы больше, чем кто-либо, придерживаются старых обычаев.
– Но если тут нет деревень, то где живут эти западные горцы? Где мы найдем приют, коли на то пошло? – Я подняла голову, развязывая мешок с провизией, которую выпросила в последней деревне у кротких и коренастых женщин со светлыми волосами и глазами.
– Мы остановимся в следующем фессе – крепости, как вы бы его назвали, – ответил Грен с оттенком презрения. – Каждый путник имеет право просить огня, еды и укрытия.
– Которые щедро предоставляются, потому что все знают, что окажутся в том же самом положении, когда им доведется путешествовать, – добавил Сорград. – Это суровая земля, и сотрудничество – единственный способ выжить.
Он был прав. Голые камни, выступающие из-под тонкого слоя почвы с ее недолговечными цветами, казались такими яркими в сиянии солнца. Я бы не хотела задержаться здесь после Осеннего Равноденствия.
– А кто были те люди в долине?
– Жители низин. – Грен протянул руку, и я вложила в нее клин светло-желтого овечьего сыра и краюху грубого хлеба.
– Они выглядели как горцы, – наконец отдышавшись, сказал Узара.
– Некоторые аниатиммы женятся на девушках из низин, – объяснил Сорград, – но они теряют кровное родство со своими родичами.
Я задумчиво жевала хлеб – не самый лучший из тех, что я когда-либо пробовала, но по крайней мере он был воздушным от дрожжей и испечен в настоящей печи.
– Это важно? – Я выковыряла шелуху из зубов.
– Да, для западных горцев – несомненно. Когда мужчина оставляет горы, ему трудно вернуться. А если он женится на девушке из низин, то это почти невозможно. – Сорград отцепил от пояса мех для воды и сделал большой глоток.
Чье-то стрекотание в высокой траве лишь подчеркивало сонную тишину. Я попыталась представить себе, как далеко мы от Селеримы. Мы вышли в начале поствесны, а теперь уже предлето – целый сезон пролетел. Уютные городки Солуры, процветающие среди буйной зелени речной долины, сменились скромными деревнями, где заботливо ухаживают за скотом и посевами на менее щедрых землях, но и эти в конце концов уступили место крепким каменным домам с закрытыми ставнями, приютившимся в лощинах меж высоких холмов.
Я ела, оглядываясь по сторонам, и не переставала поражаться этой страной на протяжении всего пути. Волнистые холмы, покрытые сочной зеленой травой, заострились, постепенно превращаясь в настоящие горы, окрашенные в пурпур вереска и ягодников и испещренные полосами каменистых осыпей и водопадов. Наше продвижение замедлилось, и были дни, когда я спрашивала себя, приближаемся ли мы вообще хоть сколько-нибудь к великим складчатым горам, что вздымались к самому небу. Теперь, когда мы очутились в этом краю, я поняла, что эти пространства ввели меня в заблуждение. То, что выглядело жалким плащом кустарников, драпирующим кости земли, оказалось лесом, который мог бы соперничать с землей Народа. Незнакомые пихты смешались с высокими прямыми березами, спадающими бесконечными волнами по крутым косогорам. Здесь отсутствовали дороги в истинном понимании этого слова, и было очень мало тропинок. Эта страна пугала своей необъятностью, и я чувствовала себя маленькой и ничтожной.
На другой стороне долины чернел след лесного пожара, смягченный молодой зеленью. За ним из путаницы травы и молодых деревец выступал острый каменный зуб; по его угловатым граням стремился к своей гибели ручей, то разбиваясь, то сплетаясь, чтобы броситься наконец в радужную дымку. Дальше тянулась гряда плоских скал, которые составляли дальнюю сторону еще одной долины, спрятанной в складке земли, но было невозможно угадать, насколько она далека, глубока и длинна. Рябое лицо утеса омрачилось и снова посветлело, когда облако прошло между ним и солнцем. Еще дальше пестрел снегом и камнем зубчатый пик, всего лишь ближайший из могучих гор, что плотно обернули тучи вокруг своих плеч.
– Это и есть высокие пики? – спросила я Сорграда.
