Книга Приют героев, страница 132. Автор книги Генри Лайон Олди

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Приют героев»

Cтраница 132

– Память или ребенок? – спросил маг без объяснений. – Ваше высочество, решайте: память или ребенок? И помните: при любом выборе я ничего не обещаю…

В отчаянии герцог повернулся к Огюсту фон Шмуцу, стоявшему рядом.

Короткий миг молчания вместил многое: удивительно, сколь веско иногда молчат, не желая рисковать произнесенным словом! Старше герцога на двенадцать лет, верный союзник на войне и приятный собеседник на пирушке, Огюст с самого начала считал затею Губерта чистым сумасбродством. Страсть страстью, но рассудок должен обладать верховной властью – и долей здравого цинизма. Есть средства любить без зачатия. Есть способы вытравить плод в утробе. Есть возможность родить без свидетелей и сплавить дитя за море: за хорошие деньги в серале ла-лангского купца молоденькая наложница по приказу господина легко родит, кого скажут. Ребенок может умереть при родах или сразу после: дети – существа хрупкие, и это, пожалуй, наилучший выход. Короче, знатный дворянин с легкостью находит вариант, одинаково приемлемый умом, честью и совестью.

Увы, герцог выбрал авантюру.

Заклиная барона дружбой, он умолял забрать ребенка в Шмуц, где Матильда, средняя дочь Огюста и жена виконта ди Грие, на прошлой неделе родила мертвую девочку. Весть не успела распространиться, и мертвая девочка вполне могла превратиться в девочку живую – или в шустрого мальчишку, если небесам будет угодно пошутить. Виконт второй месяц охотился в горах за красным яйцом грифона, исполняя обет, данный Дерриху Чадолюбцу; охота грозила продлиться еще месяца на полтора, а Матильда, обезумев от потери дочери, клялась скрыть от мужа подмену.

Зная характер Внезапного, Огюст не разубеждал герцога, дав согласие. Но сейчас, слыша вопрос, заданный Губерту духовником, барон искренне полагал, что память куда лучше ребенка. С памятью хлопот меньше.

Мнение барона разделяла и Эсфирь Кольраун, Хусская сивилла. Не спеша приблизиться к герцогской любовнице – насильственная смерть обладала ореолом, вибрирующим «сальто-мортале», отчего у сивилл начиналось головокружение и резь в печени – Эсфирь вспоминала гороскоп, составленный по заказу его высочества. Сивиллы хранят тайны лучше медикусов и адвокатов, поэтому Губерт ничем не рисковал. Спрашивать звезды о нерожденном ребенке Эсфирь отказалась сразу: это запрещал «Кодекс астролога». Но она дала согласие прибыть в Майорат и составить гороскоп сразу после рождения бастарда. Его высочество щедр, а Хусская сивилла нуждалась в средствах на ремонт дома. Впрочем, даже гороскоп роженицы вышел зловещим и туманным. Впервые Эсфирь терялась в догадках: звезды говорили о смерти, которая лучше бессмертия, о жизни, которая кусает свой хвост, подобно змее, вливая яд… Звезды пугали, грозили пальцем с темных небес, избегая конкретных советов, и сивилла уже жалела, что связалась с влюбчивым герцогом.

Несмотря на славу провидицы, Эсфирь Кольраун была еще очень молода. Рожали сивиллы поздно – роды надолго ослабляли внутреннее зрение. В двадцать два года незамужняя Фира предпочитала память любым детям, в особенности – чужим. Память безопасней. Никто не составляет гороскопов на память. Скоро все закончится, и она уедет обратно в Хус.

Ей хотелось домой.

Из окна второго этажа, отдернув штору, во двор смотрел Карл Беркадор, советник герцога. Выходец из низов, в прошлом – лицензированный нотариус, затем адвокат, почетный член гильдии, вскоре – окружной судья в Тартарене, он быстро делал карьеру, сменив шапку из меха выдры на длинную накидку с оторочкой, накидку – на бордовую мантию, а мантию – на плащ с гербом д'Эстремьеров. Приближен Губертом, Карл отвечал его высочеству преданностью и счастливым умением спорить с сеньором, отстаивая интересы оного сеньора. Другое дело, что в споре он не всегда выходил победителем.

Советник Беркадор не слышал, что спросил маг Бруно у герцога.

Но, хладнокровный, как виверна, Карл отметил, что герцогиня Флора умеет достигать поставленной цели. Если бы его попросили сейчас дать Губерту мудрый совет, он рекомендовал бы с почестями похоронить магистра-самоубийцу, назначить краткий траур, официально почтив память фаворита, а ближе к концу осени явиться на традиционный бал старейшин в ратуше рука об руку с ее высочеством.

Что думал юный Эфраим, сын Бруно, не знал никто.

– Память или ребенок? – повторил вопрос маг-духовник, и ему показалось, что он спрашивает в сотый, в тысячный раз, всегда получая один и тот же ответ.


* * *


«Где я?!»

«Здесь.»

«Кто я?»

«Ты.»

Вмешиваясь в немую беседу, что-то пришло в движение вовне Анри. Наверное, так вигилла чувствовала бы себя, окажись она внутри витализированного голема.

Но оживила голема не её воля!

Тело исчезло. То, что называлось телом, издевалось над пленницей – чужое, дерзкое, непослушное, оно обступало Анри со всех сторон, как шайка грабителей обступает намеченную жертву. Паника соленой волной захлестнула рассудок. Анри судорожно рванулась вверх, к свету – и свет пришел.

Замок. Цитадель из сна, с архивных гравюр, которые она успела изучить, занимаясь «Делом о сгинувших квесторах». Двор. На черно-белых квадратах – игральные фигуры. Лорд, Рыцарь, Маг, Вещунья. На краю доски, у башни – юный Паж. Нарушая правила, фигуры разноцветны. От них в глазах рябит, особенно если смотреть из сдвоенной бойницы. Овал Небес! Какие бойницы? Это и есть глаза, обычные глаза, в которых рябит. Просто эти глаза сильно близоруки.

Тетушка Эсфирь всегда потешно щурилась, поднося книгу к самому лицу…

Отчаянный вопль с опозданием вторгся в немое пространство:

– Бруно! Спаси ее, Бруно! Умоляю…

Изломанное тело под балконом. Мятый бархат плаща, разметались каштановые волосы, восковая бледность щек. Нелепый, ярко-алый блик на белой плитке. Все слишком красиво, слишком театрально, как на полотне модного живописца. Все – слишком.

Фигура сбита влет.

Дама? Двойник? – неясно…

Над женщиной, одетой в мужской костюм, над Дамой или Двойником, кем бы она ни была, склонился Маг. Сиреневая, сумеречная тяжесть мантии скрадывает телосложение духовидца, делает массивным и величественным. Рядом – Лорд; эхо крика окутывает его голову сверкающим нимбом. Лорд тонет в блеске: сияют драгоценные пуговицы камзола, сияют зубчатые шпоры на высоких сапогах, сияет золото волос с большой примесью серебра на висках. На шаг позади Лорда хмурит брови низкорослый Рыцарь: он словно родился в гвардейском мундире, темно-синем с галунами. Во всяком случае, воображение бессильно представить Рыцаря в цивильном. Мальчишка-Паж у входа…

Вещунья, в чьем теле заперта Анри, поворачивает голову – и вигила больше не видит Пажа у башни.

Фигуры на позициях.

Эндшпиль.

Вечный эндшпиль с предсказуемым исходом.

А вокруг крохотного оазиса Цитадели, вокруг последних цветных фигур, оставшихся на доске, смыкался черно-белый кокон намоленной святыни. Не в силах заставить Вещунью оглядеться, не взглядом, но ясновиденьем сивиллы, умноженным на талант мантиссы, Анри различала, что творится за стенами, обступившими еще живой омфалос Хендрики Землич.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация