Пока хозяин колдовал над джезвой из черненого серебра, дымящейся на жаровне с песком, Анри любовалась убранством кофейни. Потолок, обитый бархатом винного цвета, резные дверцы со стилизованными замочными скважинами, витые столбики красного дерева; стены инкрустированы крупными стразами, отражающими пламя свечей. Ларец, полный драгоценностей! Потоки маны здесь накапливались в Анри без малейших помех; и, главное, без дополнительных перестановок. Если бы не память о «Семи печатях», превращающая удовольствие в нечто запретное, стыдное, как бокал вина, выпитый на глазах умирающего от жажды…
– Во красотища! Это у нас тут что?
У лесенки, ведущей на терассу, стоял первый парень на деревне. Рыжие вихры, золотая россыпь конопушек, алая рубаха навыпуск, ядовитая прозелень мешковатых штанов. И сапожищи – новенькие, «со скрыпом», с густым запахом дегтя. Смотреть на эту разлюли-малиновую прелесть без смеха мог лишь дубовый болван. Вигилла совершила чудо, позволив себе скромную, едва заметную улыбку.
Встречай, столица! В ножки, в ножки падай!..
– У нас тут кофейня. А у вас?
– В смысле? – поддержал разговор парень.
– В смысле, наверху вывеска есть. Для тех, кто умеет читать.
Хрустнув позвонками, рыжий задрал голову к небу, желая удостовериться в наличии вывески.
– Умею! – сообщил он с такой искренней радостью, что не разделить ее казалось преступлением. – В Глухой Пуще всяк дурак грамоте обучен! Кофейня – это навроде харчевни?
– Навроде. Здесь главный харч: сласти и кофий.
Зря ты это, подруга. Лучше б пастилку кушала.
Молча.
– Сласти я люблю! – конопатый направился к столику Анри, громко топая и скрипя сапожищами. Ответ он счел многообещающим приглашением.
Отшить нахала?
Несмотря на безобидную наглость, рыжий простофиля вызывал симпатию.
– Кош Малой, – с грацией медведя отвесил он поклон, шумно придвигая свободный стул.
Стул крякнул придавленным селезнем, но выдержал.
– Генриэтта Куколь.
– Эй, кофейник! – от широченной ухмылки веснушки едва не брызнули с лица Коша врассыпную. – Тащи сласти! Мне и даме!
Вигилла прыснула в кулак. Припечатал балагур старика Моше! Однако в следующее мгновение ей стало не до смеха. «…Агнешка Малая, гуртовщица из оседлых хомолюпусов…» Эй, рыжий, ты гуртовщице кто? Отец? Брат? Дядя? Певчий кенарь в клетке разразился арией, кофий медлит вскипеть, пена в обильных порах, солнце светит в оконце по левую руку… Подытожив базовый комплекс примет, мантисса пришла к выводу: скорее всего, старший брат.
Оборотень-сладкоежка.
Интересно, знает ли барон?
Памятуя о случае с Марией Форзац, Анри не спешила предъявлять клеймо. Мало ли, за что хомолюпус может не любить Тихий Трибунал? Лучше не рисковать.
– Где вы остановились, Кош?
– В приюте. Отель называется, – рыжий помрачнел. – Сеструха у меня тут без вести пропала. Вот, приехал…
– А власти что? Розыск объявили?
– Власти-сласти… – Кош угрюмо буравил взглядом столешницу. Обладай детина хоть толикой свободной маны, впору было бы беспокоиться о сохранности имущества. – Объявили. Я и сам помогал: этому, от властей. Хороший мужик, хоть и светлость. Его потом власти взяли и отсунули.
– Отстранили?
– Ага. Мы со светлостью вора поймали, а его все равно устранили.
– Вы поймали вора?!
– Ну! У вас в столице не соскучишься!
Кош оживился, от недавней мрачности не осталось и следа. Настроение у детины менялось быстрее, чем погода в день Весеннего заворота ветров. Анри тоже обрадовалась: выходит, барон в курсе съезда родичей. Оттого, видимо, и перебрался в гостиницу: следить. Молодец, квиз, зубастый…
– Вор в комнате шарил, а стряпчий услыхал и тревогу поднял. Тоже, кстати, отличный мужик.
– Вор?!
– Стряпчий! Фернаном звать. Сказки брешет – любой байкарь обзавидуется. Слушаешь и чешешь в затылке: может, правда? Вот как с вором.
– Что – с вором?
Разговор выходил странный, но любопытный. Если б еще хомолюпус не терял все время нить повествования, перескакивая с одного на другое…
– Сказка с вором. Ты от роду такая или прикидываешься?
– Чего изволит мой благородный господин?
От «благородного господина» Кош растаял, простив хозяину вторжение в беседу.
– Ну, говорил же: сластей…
– Каких именно?
Вопрос поставил Малого в тупик. Приведя в окончательный беспорядок и так буйные кудри, он двинулся напролом:
– А какие есть?
Ох, нарвался рыжий. Перечисление лакомств, подаваемых в «Шкатулке», было любимым коньком Моше Абу-Низама. Завсегдатаи знали это и не рисковали, ценя собственное время.
– …тарталетки воздушные и с глазурью, лукум фруктовый тридцати двух видов, безе с сиропами, желе и конфитюрами, щербет тягучий, халва кунжутная особая, пастилки с орехами и финиками, сушеный бананас в сахарной пудре, «приторное семя» по-нурландски, миндаль, жареный в меду с цукатами, нуга с сабзой…
– Шикалат есть? – прервал глухопущенец словоизвержение Моше. – Вкусный?
– Черный? Млечный? Сотовый? С фундуком, дорическим орехом, арахисом? Колотый, плитками, «медальками», дольками? Горячий, со сливками?
– Валяй черное колотье. Без орехов.
– Какое вино изволите? Сорт? Год? Выдержка?
– Спасай! – честно обратился Кош к вигилле. – Чего пить будешь?
– Бокал кларета.
– Две кареты! – с облегчением выдохнул рыжий.
– Сию минуту, мой благородный господин! Слушаю и повинуюсь.
Дождавшись, пока злодей-хозяин исчезнет, Кош наклонился через стол и заговорщицки прошептал:
– Он из бутылки? Или из лампы?
– Кто, Моше?
– Ага. Джинн?
Вигилла рассмеялась:
– Человек. Просто такая приговорка.
– У знакомого джинна подцепил, – сделал вывод оборотень. – Стибрил и пользуется. Как наш ворюга, пока мы со светлостью его не сцапали…
В скором времени Анри получила изрядное представление об устном народном творчестве хомолюпусов. Врать Кош, похоже, не врал, но приукрашивал без зазрения совести! Огромная псина с глазами, как огненные плошки, гонялась за рыжим по коридорам. Рушилась несокрушимая дверь в апартаменты. Творилась великая баталия с могучим вором, у которого оказалась волшебная тень с тремя руками. Гостиница выворачивалась наизнанку, доблестные маляры со штукатурами спешили на подмогу…
Вдалеке пробили часы на ратуше.
