В сущности, его светлость сам нарвался, предложив срезать путь. В прокураторской криптограмме значилось: явиться срочно и не привлекая внимания (ключевое слово «изнемогла» с усилением «вся»). На карете, хоть оденься в личины, как луковица в шелуху, тайком к дому Штернблада не подъедешь. Для «покрова трёх плащей» нет времени; «слепое пятно» таких размеров, чтоб на карету хватило, сутки плести надо. Значит – пешком, под эфемерами, слепленными на скорую руку.
Через порт.
Вот тут-то и всплыл в памяти разговор с кладбищенским сторожем:
– Возница такой… длинный. В берете. С бумбомом. Ага, моряцкий бумбом. Шерстью наружу…
Традиционный берет матроса с ярко-красным «бумбомом» и красовался сейчас на макушке Конрада. Кроме берета, облачение морского волка составляли: блуза-косоворотка, густо залитая вином, черные штаны до колен, драные чулки и башмаки с высокими «холявами». Парик превратился в натуральную косицу «а-ля крысий хвост». Шпага – в абордажную саблю. И, самое главное, матрос оказался на голову выше настоящего фон Шмуца. А то светлость явно переживает из-за низкого роста.
– Однако, коллега! Вы и себя не пожалели!
Барон прекратил изучать свой новый экстерьер и обратил внимание на спутницу. Польщенная комплиментом Анри сделала книксен. Любуйтесь, не жалко. Кто польстится на забулдыгу-морячка? Утонченная куртизанка из квартала Алых Роз, цитирующая напамять «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению»? Доступная Сестра, мастерица вилять шаловливым хвостом леопардицы? Веселая Вдова? Летучая Мышь из костюмированных вертепов?
Никак нет.
Морячков любим мы, честные шлюшки.
Губки пламенеют «бутоном распутства». На щеках – россыпь дешевых блесток. Глазки подведены томительной зеленью, локон страсти падает на узкий лобик. Узкий лоб у женщин – главный признак красоты, если верить трубадурам. Груди двумя тыквами-соблазнительницами норовят выпрыгнуть из декольте. Всю жизнь мечтала о коровьем вымени. Разноцветье юбок, пыльных понизу; на самом интересном месте – трогательное сердечко из атласа. И облако духов, нарочно для кавалера: шалфей, клементин и лаванда на фоне зеленого лимона.
Нравится, дружок?
Выйдя из цирюльни, Анри наложила на лошака личину карликового мандрила и сунула в руку барону поводок. Гиббус личиной остался недоволен, возмущенно фыркая, отчего обезьянка-эфемер корчила уморительные рожи.
Порт встретил их оглушительными криками чаек, веселой руганью грузчиков, скрипом деревянных настилов и дробным топотом башмаков. Невольно раздувая ноздри, вигилла с удовольствием вдыхала свежий запах моря, соли и водорослей. Душок тухлой рыбы слегка портил восхитительно-романтичный букет. У пристани разгружался кургузый барк «Любимец ветров». С палубы «Любимца», имевшего лицензию на контрабанду, несли тюки с гаджамадскими пряностями. «Имбирь, куркума, бедренец, купырь, чабер, киннамум…» – определила Анри по плывущим ароматам. У пирса, далеко выдающегося в море, готовился к отплытию патрульный фрегат «Мантикора». Команда, муравьями ползая по вантам, ставила паруса. Внизу, на юте, о чем-то спорили капитан и заклинатель погоды.
«Удачи, тезка!» – мысленно пожелала Анри.
Вскоре Конрад свернул прочь от берега и причалов – в лабиринт узких коридоров между дощатыми стенами складов. У вигиллы закрались сомнения насчет «короткого пути», но склады внезапно разбежались, открыв утоптанный «пентакль». Отсюда в разные стороны вели пять лучей-проходов – но отнюдь не проблема выбора заставила квиза резко остановиться.
Злобный демон угодил в западню жалкого колдунишки – вот что напомнила Анри эта картина. Ибо в «пентакле» находились и другие действующие лица, помимо демона.
– …второе шкандыбало отрямзим!
– Ты чё, ва-а-аще на весь декаляж припух?! Доля где, Лупач?!
– Отвянь, психот! Сам ты Лупач шконцаный!
– Ага, я фуцырь Лупач! А ты, значит, галлюц паранойный?
– Гвоздила я! Вкрай тёмку скнюкало?!
Увечный громила, прижавшись к стене, тщетно пытался образумить шайку оппонентов. Левую ногу громилы украшал грязный лубок. Лупач, Гвоздила или как там звали калеку, опирался на костыль, раздумывая: а не пустить ли его в ход не по назначению?
Вряд ли бы это спасло колченогого. Окружали беднягу очень конкретные судари с очень конкретными намерениями. Такие на попятный от костыля не пойдут. Одного, юного мерзавчика с распухшим ухом, Анри узнала. Это у него стряпчий отобрал шар-обсервер в тупике.
А барон, похоже, узнал не только ушастого.
И напрочь забыл о личине.
– Ты почему не в тюрьме, Мисюр… тьфу ты, Мишель… Моргель?! Я кого спрашиваю?!
Вопрос, громом прозвучав из уст дылды-матроса, застал всю свору врасплох.
– Согнали с бана, плывун, – промямлил детина, оторопело разглядывая наглого морячка. – В тычки. Кивер задвинул: кумар, мол, братки-ятрогены, по кривой матке буцера штопанули. Шканду склёцали, костыль дали, казенный…
Вигилла надеялась, что барон что-то смыслит в этой ахинее.
– Ты чё на толчке фрустришь, архетип? – опомнился горбоносый красавец с серьгой в ухе. – Тони в лёжку со своей шлёндрой! Не, шлёндру оставь, а сам тони, с чучелой фетишной…
– Зашибись. Сундук! Плывун в масть фрустрит. Это ж драное холеро, братва! Лупача сморчки штопанули…
– Не Лупач я!
– Здынь, коряга! Штопанули, забанили и внахлест согнали с бана ни за рыбий хрен? Кривой буран вьюжит! Не верю!
– Схрючился Лупач! Сморчкам подмахивает!
– Да не Лупач я!
– Так ты ж сам нащас задвинул: сморчки тебя отбанили ни за раз! Валюгу на дышло, не хаврюк ты после?!
– А пускай плывун нам булькнет: с какого церебра он про Лупатого сурмит?!
– Колись, макрель! В лоскутьё отрямзим!
Анри загрустила. Она все-таки мантисса, а не боевой маг; пускай и со спец-подготовкой. На арест-семинарах вигилов «точили» под силовой захват чародеев, а никак не уличных бандитов. Одно дело чужую волшбу спиралью заворачивать, другое дело – своей волшбой от дубины отмахиваться. Бывает, что дубина куда как быстрее оказывается. Двоих-троих спеленаешь, а четвертый из-за угла, сплеча, поперек изящного заклятья вульгарным колом…
Что скажете, ваша светлость?
Светлость сказала.
– Зырь, на тощий храп себе ляпцун не отменжуй, лафер! За «плывуна» вкручу на семь румбов под килькой! Захарили, уроборосы? Нараз какой болт стукнет в косяк, нараз и вкручу по самые фейцы!
Вигилла проморгалась, захлопнула рот и пришла в восторг.
– Шкандер этот, с казнючей тлумакой, – продолжил барон, изящно харкнув под ноги спорщикам, похожим сейчас на диараму «Идолы-поганцы внимают Максу Шелепуге», – не хаврюк, и не Лупач. Сморчкам крюков перцанул – верняк, малцун назаверть! Вам, гофренам, так в сентур не перцануть! Чухом не спряли, шпуцеры!
