Никто не считал за людей – дрейгуров.
Разве что за бывших людей…
Анри с удовольствием вспомнила истерику, которую закатил Фернан Тэрц при виде слуги. Такую истерику надо нервическим дамочкам на театре представлять, в качестве образца для подражания. Воск физиономии дрейгура, в котором не было ни кровиночки, стылая улыбка идиота, механический ритм движений, словно у заводного игрока в тавлеи, неживая приятность обхождения – мертвец все время норовил пасть Тэрцу в ноги! – короче, присутствие поднятого делало нашего бумажного дракона невменяемым. Наама поила бедолагу успокоительными каплями из анчара медоносного, Эфраим читал лекцию о дивных качествах условно-живой прислуги, Андреа делал вид, что пытается «отшептать через косяк» жертву некрофобии. А вигилла вспоминала рассвет, кабинет малефика и реплику Тэрца насчет его бурной молодости до обращения:
«Нет, я не из некромантуры. Но дрейгура поднял бы хоть за шкирку, хоть за хлястик…»
– При мне можете говорить о чем угодно, – сказал профос, сутулясь на ходу.
Вынырнув из воспоминаний, Анри не сразу сообразила, что Тэрц обращается к ней.
– В каком смысле?
– Не в смысле, а вслух. Если в пределах видимости только эти, – он ткнул пальцем в спину проводника, – говорите в любое время. Никто не подслушает. Только обращайтесь ко мне или друг к другу напрямую. Лучше по имени. А если поблизости есть кто-то из магов – сперва щелкните пальцами. Вот так.
Тэрц повторил любимый жест анхуэсских танцовщиц.
Получилось звонче, чем кастаньетами.
– Щелкните, сосчитайте до пяти и говорите. Я завяжу добавочный узелок. Здесь рай для блокаторов: кругом уйма действующих чар…
Профос резко оборвал фразу, как если бы проговорился о чем-то важном, и дальше шел молча. Зато не выдержал малефик. Обогнав соратников, он хлопнул дрейгура по плечу:
– Эй! Условно-покойный! Или как тебя там!
– Большой живой товарищ может звать меня Мортимером, – радушно отозвался слуга, не оборачиваясь. Радушие у дрейгура было под стать манерам: медленное и туповатое.
Ответ на пару минут привел «большого живого товарища» в ступор.
– Куда идем, дружище Мортимер? – наконец продолжил беседу малефик.
– Набольший живой товарищ Эфраим велел отвести двух больших живых друзей и одного малого живого попутчика в ячейки для личной жизнедеятельности званых гостей.
Мускулюс молчал еще полторы минуты.
– А есть, значит, ячейки для незваных?
– Есть. Внизу, – кратко сообщил дрейгур. – Глубоко.
– А как попасть вниз?
– Глубоко?
– Нет. Глубоко не обязательно. Скажем, на первый этаж?
– Прямо, третий поворот налево, прямо, второй поворот налево, прямо, первый поворот направо, через холл с фресками Массового Восстания, прямо, шестой поворот налево…
– А лестница? Ну хоть одна?!
Дрейгур остановился, сделал три шага на месте, повернулся к Андреа и внятно, едва ли не по слогам, как маленькому ребенку, объяснил:
– Малый неживой товарищ не должен ходить по лестницам. Малый неживой товарищ на шестой ступеньке вспоминает себя. Это грустно. Это разрушает гармонию. Малый неживой товарищ ходит вверх и вниз так: прямо, налево, направо, по кругу… Раз-два, левой-правой, вот и низ, вот и верх. Спасибо за внимание.
– Э-э… пожалуйста, – пробормотал малефик.
Больше вопросов он не задавал. Если вверх, то налево, если вниз, то направо или по кругу. На шестой ступеньке вспомним себя. Что тут непонятного?
Вскоре «званым гостям» пришлось ждать, пока им освободят дорогу. Поперечный коридор вдруг заполнился толпой дрейгуров с забинтованными головами, которые куда-то направлялись, глухо лая на стены. Все были нагими, в традиционных повязках на чреслах. Последним шел карлик в яркой, цветастой распашонке и без штанов. Срам прикрывал гульфик невероятных размеров, укрепленный с помощью шелкового шнура. На тощих щиколотках звенели браслеты с погремушками. Судя по одежде, карлик был из живых товарищей. Или даже из больших живых товарищей.
Он играл на дудочке.
– Рад, – сказал карлик, не прекращая музицировать, и двинулся за своим выводком. Дожидаться ответа крохотный дударь не захотел. Над его лысиной порхала стайка свечей-летяг, капая на пол горячим воском. На лысину воск попадал тоже, но карлик не обращал на горячую капель никакого внимания. От воска плешь блестела слюдяным озерцом.
Дрейгур-проводник топтался на месте, фальшиво урча в такт мелодии.
– Ну? – подбодрила меломана Анри. – Идем дальше?
– Не идем дальше. Малый неживой товарищ уполномочен заявить.
И правда, когда раненые в голову сгинули, стало видно: в десяти шагах, если пересечь крошечное фойе, сиротливо притулилась арка полукруглых ворот из ярко-зеленого жадеита, камня, охраняющего мертвецов от тления. Изящные, леденцовые, кукольные, ворота прямо-таки просили, чтобы их ласково звали «воротцами». За распахнутыми настежь створками находилась глухая стена с мозаичным панно: дед и внук мирно сидят на кладбищенской ограде, боком к зрителю. Стена не удивила вигиллу – ступени, ведущие ко входу в Тихий Трибунал, также упирались в грубо обтесанные плиты гранита, и лишь от сторожевых сфинксов зависело: откроется ли для посетителя тайная дверь? Скорее удивляло отсутствие здесь привратников-сфинксов или какого иного охранного зверства.
Над аркой, выписан игривыми язычками пламени, горел девиз:
«ANIMA SANA IN CORPORE SANO».
– В здоровом теле здоровый дух, – перевел услужливый дрейгур со старореттийского, хотя в его помощи никто не нуждался. – Двое больших живых друзей и один малый живой попутчик достигли цели. Ячейки для жизнедеятельности там. Башня Изысканий там. Лаборатории для мирного труда там. Скажите мне «спасибо».
– Спасибо, – за всех ответила вигилла.
– Не стоит благодарности, – дрейгур развернулся и затопал обратно.
* * *
Когда женщины заканчивали бинтовать разбитую голову ночного гостя, тот издал тихий стон и пошевелился. Обер-квизитор придвинулся ближе, отметив трепет ресниц и явственное движение глазных яблок под веками раненого. Наверняка пришел в себя, но не спешит это демонстрировать, хитрец. Потерпевший оказался совсем еще молодым человеком: слегка за двадцать, не больше. Малый рост его вызвал у Конрада неизъяснимую симпатию, а горб – сочувствие. Лицо горбуна осунулось, темные усики, аккуратно подстриженные щеточкой, «по-тугрийски», оттеняли бледность кожи.
– Сударь, вы в полной безопасности. Смело открывайте глаза, вам ничего не грозит.
Как и рассчитывал Конрад, нотки иронии произвели нужное действие: горбун бросил притворяться. Молодежь очень боится показаться смешной или малодушной.
