– Козел, он и в Ла-Ланге козел…
– Да, но его желчь в данном случае конфликтует с тисом! Как общеизвестно, тис тянет корни ко рту всех трупов, а камень-безоар, иначе панзахр радостный, он же Хаджарылтес, он же «пища жизни», взошедший на желчи Capra aegagrus, хранит от дурного глаза с летальной перспективой…
– Минуточку! Если ваш безоар при употреблении вовнутрь заденет зубы употребляющего…
– А для этого «пищу жизни» толкут пестиком и размачивают розовой водой! И, закрутив винтом в бутыли, непосредственно в глотку, минуя жизненно важные зубы…
– А вы, собственно, кто таков будете, сударь?
– А я, собственно, буду лейб-малефик Андреа Мускулюс… м-м… вольноприглашенный консультант гроссмейстера Эфраима!
– Коллеги! Фрося малефика заказал! Королевского!
– Гип-гип-ура!
– Слава Фросе!
– Слава лейб-малефициуму!
– Дорогой! Любимый! Вредитель ты мой ненаглядный! Зайди в пятую лабораторию, мы там без вашего брата обстрадались!..
– Главное, не дать шнурки на саване надрезать.
– Почему?
– Если родичи надрежут – все, не поднимешь. Он, гад, такой тяжелый делается…
– А дождик смастырить? Они жмура во двор, рюмзить, а ты тучку за штучку, и сверху: кап-кап, кап-кап… Жмур, кого дождем накрыло, идет как по маслу!
– Дождь, это хорошо… дождик-дождик, перестань, во гробу мертвец восстань…
– И в домовинку красное яичко подкинуть… с льняным клочьём…
– За яичко «ТТэшки» тебя самого… за красное…
– А я тихонько…
– Запомните, юноша: цель, даже наиблагороднейшая, не оправдывает сомнительных средств! Яичко он… тихонько он… Нет уж, будьте любезны, поднимайте, как все!.. без подмётных яиц!..
– Удрал, зараза! Я его сделал, отвернулся, а он, кобелина, на моего коня и дёру!
– Куда?
– Жениться приспичило! Свербит у него! К невесте поскакал! На войну уходил, клялся: вернусь, мол! Откуда ж я знал, что он принципиальный?
– А невеста?
– Да что ей сделается, корове? Она хоть за кого рада… пока ждала, троих родила…
– Патологоанатом, хотя и был фанатом, но из любви к пенатам не брал работы на дом…
– Златоуст! пиита! еще!!!
– После тяжелой и продолжительной болезни…
– Думай о болезни!.. думай!.. чахотка там или джига боцмана Пью… и руками вот так…
– …волею судеб разлученный с Отчизной… несмотря на телесную немощь, преследовавшую его весь остаток жизни…
– Ты некролог или благовест?! На полтора тона ниже! Взором, взором проницай…
– Община глубоко скорбит об утрате…
– Воображай объект… подробней, в деталях… и «крендель» вплетай, с присыпкой…
– …приносит искренние соболезнования семье и друзьям покойного…
– Уже лучше!.. и руками, руками делай… Кстати, кого хороним?.. и хорошо бы во сне повторить…
– Во сне, господа, не надо. Читать во сне некролог о незнакомце или о том, кого вы знали мельком – к получению наяву двух взаимоисключающих указаний. Оно вам надо?
– Сударыня! Вы мантисса? Какое счастье! Скажите, а правда, что прочесть во сне некролог человеку, уже умершему – к значительным расходам?
– И даже к долгам.
– О! Благодарю, благодарю… интересная трактовка…
– Сударыня вигилла, давайте присядем где-нибудь… заморим червячка…
– В пятой лаборатории? Нас там самих заморят… червячков…
– Вы, сударь малефик, двужильный! А я есть хочу! Я не завтракал…
– О! «Едальня»! М-м… клянусь Добряком Сусуном, так и написано: едальня…
– Коллеги! Сюда! Я вам столик занял!
– Фрося! В смысле, гроссмейстер Эфраим! Как мы рады вас видеть…
– Да идите же… малый неживой товарищ, сообразите нам на четверых…
– Есть, набольший живой товарищ Эфраим!
– Нет, есть будем мы, а вы несите, пожалуйста… И кисель, кисель не забудьте!..
– Костяника? Цидония? Слабительный?
– Овсяный… Люблю кисель!
* * *
– Как спалось, зубарь?
Вздрогнув, Конрад лишь мигом позже сообразил, что голос Малого доносится из-за стены. Шельма-клиенталь сэкономил на перегородках между комнатами: стены лишь на вид производили впечатление толстых и прочных. Да и Кош, будем честными, тихо разговаривать попросту не умел.
Ответа пульпидора барон не расслышал.
– …Уж будь уверен, не сунутся! Это я тебе говорю! Да мы со светлостью их вдвоем…
Барон принялся одеваться, невольно навострив уши. Подслушивать, конечно, скверно, но не затыкать же уши восковыми пробками, в самом деле? Интересно, а соседи слышали их разговор с ловцом снов? Пожалуй, могли списать на помешательство.
– …Ага, всей компанией идем. К Черно-Белым. Ну, к Черным! От которых ты вчера драпал…
«Вот же болтун! – разозлился Конрад, придирчиво рассматривая собственные ногти. Верхний крючок камзола никак не лез в петельку, а ногти барон жалел. – Сейчас первому встречному все и выложит.»
– …Аспида воевать, вот зачем! Должок за ним…
В низком голосе Коша звучала мрачная угроза.
– …Ха! С нами связаться – готовь сразу гроб! Собаку видел? Ее даже я боюсь! А старуха?! Бабушка Нижней Мамы!.. ну и мы со светлостью… Светлость? Ха! Рубака, сорвиголова! Он в этом… как его… в Надзоре служит. Самый главный! В отпуске сейчас…
– В Надзоре?! – неожиданно пробился сквозь стену визг Рене, тонкий и пронзительный. – В Надзоре Семерых?!
«И что он так разволновался?» – с удивлением подумал обер-квизитор, оправляя манжеты.
– Если тебя, зубаря, в расчет брать, – хохотнул Кош, – аккурат Семеро и получится!
За стеной наступила тишина. Барон подошел к тусклому зеркалу, оценивая внешний вид, и остался доволен. Для столицы – терпимо, а для похода – более чем пристойно. Особенно радовал тот факт, что зуб совершенно не болел, а опухоль спала, как и не было. Не зря пульпидора спасали: за доброе дело воздалось сторицей.
– Медальон!
– А?
– Мой медальон! Пропал…
В вопле Рене сквозило отчаяние приговоренного к казни.
Конрад нащупал на груди подобранный вчера трофей. Так вот кто хозяин, оказывается. Надо порадовать горбуна: нашлась его пропажа. Соберемся за завтраком…
– Не боись, найдем. Железяку нашли, и медаль отыщем, – басил за стеной Кош, успокаивая. – Собаку по следу пустим…
