Избегая формального приветствия, Изрэйми обеими руками сжала руки Ферн.
— О, да ты еще совсем дитя, — сказала она. — Я думаю, с севера. Что ты делаешь здесь, в нашем городе? Боюсь, он мог показаться тебе не очень дружелюбным.
— Нет, мне так не показалось, — ответила Ферн.
Рэйфарл перебил ее:
— Это все долгая история, и лучше рассказать ее за едой. Мы голодны. Еще я хотел бы принять ванну.
— Конечно, дорогой, — сказала его мать и обратилась к Ферн: — Извините меня за мое нетерпение. Я сегодня обезумела от горя… Рэйхил был моим единственным братом. Последние годы мы редко встречались, — Рэйфарл хмыкнул что-то нечленораздельное, — но мы вместе росли, он был моей семьей. Мы очень любили друг друга. Сейчас я просто в шоке.
— Я должна уйти, — сказала Ферн, почувствовав неудобство. — Вы хотите, наверное, побыть с вашим сыном.
— Вовсе нет, — ответила Изрэйми со своей теплой улыбкой. — Я не хочу, чтобы вы подумали, что нам здесь не рады. Наоборот. Не обращайте внимания на Рэйфарла, у него были не очень хорошие отношения с дядей.
— У нас вообще не было никаких отношений, — заметил Рэйфарл.
— Пойдемте со мной, — сказала Изрэйми, обращаясь к Ферн. — Я полагаю, вам хотелось бы переодеться? Эти брючки, наверное, ужасно неудобны в жару.
Ферн попыталась отказаться, но на это никто не обратил внимания. Сидэм отвела ее в гардеробную, обернула в полотенце и оставила одну в ванной комнате.
— Рэф подождет, пока вы не вымоетесь. Я знаю, на севере другие обычаи, не такие, как у нас.
Ферн по горло погрузилась в теплую воду, наслаждаясь роскошью, неизвестной в Вайроке. Но Вайрок показался ей невероятно далеким, все ее детство отодвинулось и превратилось в волшебную сказку. Она совсем не думала о своем доме. Она пыталась вспомнить свою мать, и в сознании возникла молчаливая фигура с густыми волосами, но она была какая-то ненастоящая, как будто вырезанная из дерева, даже неясно было, какого цвета у нее волосы. Изрэйми Дивоурнайн, женщина, которую она впервые видит, иностранка, аристократка, казалась не то чтобы ближе, но гораздо более реальной. Она напомнила о нежности, которую Ферн давно забыла. Это было что-то такое, что не входило в сагу о ее деревенской жизни в горах. Снова где-то на краю сознания возникли страхи, но она постаралась не обращать на них внимания. Она ничего не могла с этим поделать и не должна была что-то делать, ей нужно было только следовать по пути, начертанному ей судьбой, и верить, что звезды, которые послали ее, знают свое дело.
Она выбралась из ванны и завернулась в полотенце. В гардеробной для нее была приготовлена одежда: узкие брюки из бледно-зеленого газа, собранные у колен, серебряные сандалии, корсаж, расшитый мелкими жемчужинами, и изумительная вуаль, расшитая узором из бледных листьев. Она не знала, что делать с вуалью, накинула ее на плечи, как шаль, и прикосновение шелка к шелку вызвало электрические искры.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказала Изрэйми, войдя в гардеробную. — Как повезло, что ты такая маленькая, мои вещи как раз тебе подошли. Может быть, брюки слегка длинноваты, но это неважно.
— Вы так добры, — начала Ферн, внезапно смутившись от того, что на ней одежда хозяйки.
— Вуаль, — не обращая внимания на слова Ферн, сказал Изрэйми, — надо надевать вот так… Когда-то говорили, что вуаль носят ради благопристойности, и до сих пор принято накидывать ее на голову в общественных местах, по крайней мере, в торжественных случаях. Но женщины Атлантиды не любят прятать свою красоту, и вуали становились все тоньше и тоньше, пока не стали лишь модным аксессуаром. Некоторые из них тем не менее очень редкие и драгоценные.
— Как ваша? — спросила Ферн.
— Это фамильная драгоценность, — ответила Изрэйми с несколько смущенной улыбкой. — Она была сделана моей пра-пра-прабабушкой, Фэйдэ Дивоурнайн, которая обладала самым сильным Даром в моей семье. Легенда гласит, что вуаль эта бережет того, кто ее носит. Она не может быть потеряна или украдена, ее можно только подарить другому человеку. Я замечала, как меняются на ней узоры, все время нахожу на ней новые украшения.
— Вы владеете Даром? — спросила Ферн и тут же пожалела, поняв по выражению лица Изрэйми, что это очень личное дело.
— Немного, — наконец ответила она.
— Но, — Ферн засмущалась…
— Я не хочу этим пользоваться. Мне не нужны ни сила, ни долгая жизнь.
— Понимаю, — прошептала Ферн.
Они сели за стол в комнате, стеклянные двери которой выходили в сад. В окнах стояли экраны, затянутые газом для защиты от насекомых, целая галактика канделябров освещала помещение золотым светом.
Я это запомню, подумала Ферн, отбрасывая прочь воспоминание о храме. Всюду золото, и днем и ночью. И неожиданно она вздрогнула, несмотря на то, что вечер был теплым. Рэйфарл, тоже принявший ванну и переодевшийся, критически осмотрел ее, но никак не выразил своего мнения. Раб принес им блюда с рисом, изюмом, травами, с овощами, порезанными в виде экзотических фигур, и рыбу в коже и в раковинах.
— Твой отчим сегодня не вернется, — сказала сыну Изрэйми. — В эти дни он предпочитает ночевать где-нибудь еще. Нет, дорогой, не высказывайся. Я тоже это предпочитаю, ты же знаешь. Кроме того, это дает нам возможность реже вступать в споры.
О смерти брата ей доложил слуга, который сопровождал того в храм, она не получила официального извещения о его смерти, и ей было отказано в выдаче тела. Рэйфарл рассказал ей все, что случилось в храме: его арест, встречу с Ферн, беседу Иксэйво с Зорэйн, которую подслушала Ферн, он рассказал об уничтожения Лоудстоуна и разрушениях В храме, чему они сами были свидетелями. Пока он говорил, Изрэйми сидела, склонив голову.
— Не понимаю, что я теперь чувствую — радость или сожаление… — сказала она. — Лоудстоун был причиной такого зла, однако он… сам по себе не был злом. Так, во всяком случае, я думаю. Зло совершается людьми, а не камнем. Могущество этого камня создало наш городи нашу империю, но, боюсь, сами Мы испортились. И кто знает, что было бы с нами без этого источника силы? — Она подняла бокал, но нe стала пить, у нее затуманились глаза. — Я чувствую, я чувствую сердцем, что это конец.
Рэйфарл потянулся и дотронулся до нее, в голосе его прозвучала ирония, но он был очень нежен.
— Оттого, что прошлое было мрачно-темным, ты полагаешь, что будущее еще темнее, — сказал он. — Корни Атлантиды уходят очень глубоко. Я сомневаюсь, что разрушение Лоудстоуна может их поколебать. Однако Ферн превосходит тебя в твоих опасениях, она считает, что амбиции Зорэйн могут погубить не только наш город, но и весь мир. Она собирается это предотвратить, и ядолжен ей помочь…
Удивительно, но Ферн не задела его ирония, инстинкт подсказывал ей, что насмешка является орудием, которым он сражается со своим чувством мини. Его мать тоже вслушивалась в слова, а не в гон, которым они произносились. Она серьезно смотрела на Ферн.
