Ферн проникает в дым силой мысли и желания, чувствуя, как растет в ней энергия, как она охватила все ее тело и струится вместе с кровью по венам. Она касается сердцевины колдовства, желая получить ответ. Моргас говорила, что нельзя принуждать огонь заклинаний, но Ферн торопится, запреты нарушены, в ней пробуждается Дар и уверенность в своих возможностях.
— Покажи мне доктора Лэя, — требует она, голос ее понизился до свистящего шепота, чтобы не разбудить Сисселоур. — Я должна знать, что он задумал. Покажи мне судьбу Рьювиндры Лая. Покажи мне дракона!
Но огонь — не дух, не сивилла, которым можно чадавать вопросы. Дым от ее требований лишь уплотняется, вьется вокруг нее. У Ферн слезятся глаза. Перед ней на мгновение возникает другая картина, там нет ни человека с серым лицом, ни чудовища, эта картина, кажется, относится к ее собственной жизни. Бледная фигура лежит на кровати, белые простыни, белые подушки, позади кровати белая стена, и видно спокойное, смертельно бледное лицо с бесцветными щеками и губам. Прозрачные трубочки опутывают тело. В этом теле есть что–то знакомое, но что–то кажется неправильным… Сцена тонет в туманной дымке, магия выходит из–под контроля, и пещера заполняется черным паром. Ферн падает на пол, закрывая лицо руками. И как бомба взрывается огонь заклинаний.
Когда воздух становится чище и дым рассеивается, а огонь заклинаний гаснет, кристалл рассыпается. У Ферн ноги, лицо, все тело — черные. Вскакивает Сисселоур. Она дрожит от ярости.
Я пыталась управлять огнем заклинаний, — объясняет Ферн. — Я не рассчитала сил. Прости.
Что ты видела? — И Моргас уже стоит позади нее. — Что ты пыталась увидеть?
Дракона, — отвечает Ферн. — Рьювиндру Лая. Человека с серым лицом. — Правда всегда безопасней.
И что же ты увидела!
Ничего.
Но теперь она знает, что она видела и почему это показалось ей неправильным. На белой кровати лежала она сама.
Ферн задумалась, лежа на своем соломенном тюфяке. Рядом Моргас храпит так, что дрожит земля. Сисселоур шипит и свистит, как закипающий чайник. Они здесь существуют физически, во плоти, их тела нуждаются во сне. Но ее тело спит где–то еще. Девушка, которую она видела, — это не прошлое и не будущее, это настоящее. Фигура на больничной кровати, которую поят и кормят через трубочки, жива и терпелива. Ее тело функционирует, как вместилище разума. Возможно, поэтому не полилась кровь, когда Моргас порезала ее запястье. Кровь пролилась где–то еще. Однако Моргас знает правду — разумеется, знает. И она все–таки ждала появления крови? Что сказала Сисселоур? «Ее защищают…»? Около кровати могут быть многие: друзья, семья, медицинские сестры. (Такие подруги, как Гэйнор, которой в опасности, Ферн знает, можно доверять.) Хотя все они так далеко, но память жива. Если же они берегут ее и заботятся о ее теле, то она тем более должна побеспокоиться сама о себе.
Она должна найти путь назад.
По крайней мере, в нее никто не вселился. «Мы спасли тебя», — сказала Моргас, имея в виду Эзмордиса, и Ферн кажется, что она слышит себя в другом измерении, где она призывает его, издевается над ним: Эзмордис! Эзмордис! Появись! Глупость, конечно, но если Моргас сберегла меня, заключает Ферн, то сделала она это лишь ради собственных целей, не для меня. Я соберу угольки своей ненависти и буду их заботливо, заботливо нянчить. В темноте под Древом, где нет никаких эмоций. Мне необходимы ненависть, смелость, надежда, любовь подобны радужным привидениям, ярким фантомам из мира тепла и жизни. Здесь мне остается только ненавидеть. Ненависть делает тебя сильным. Ненависть найдет дорогу назад.
Теперь она знает, что может не спать, может бесшумно двигаться по пещере. Ее душа, вероятно, кажется некоей субстанцией во плоти, но это лишь иллюзия. Ее ступни касаются земли, но не надавливают на нее. Моргас все еще не догадывается, что она обнаружила истинную сущность своего статуса здесь. Моргас рассматривает Ферн, как свою ученицу, слишком старательную и так упорствующую в желании постичь всю науку, что у нее нет времени думать о себе; слишком наивную и слишком запутавшуюся в магии заклинаний, чтобы задавать вопросы и что–то обсуждать. Считается, что Ферн впитывает слова учительницы и следует по проложенной ею дорожке. Ферн играет свою роль.
В темноте перед рассветом Моргас поднимается и в одиночестве бродит по пещере, удивительно легко двигаясь при ее громоздком теле, кажется, что она, не прикасаясь к земле, почти парит в воздухе. Огонь заклинаний не горит, и неверный свет светлячков заставляет плясать ее тени, падать на пол и стены отдельными теневыми брызгами, которые живут своей собственной жизнью. За ней следует ее шепот, шипящее эхо чуть запаздывает, вырываясь из–под корней. Ферн слышит свое имя, оно очень отчетливо звучит посреди бормотанья, оно произносится даже со страстью. Ферн отодвигается в дальний угол пещеры, где спутанные корни создают непроглядную тьму. Громко звучит слово–команда: «Inye!» Моргас взмахивает рукой, и появляется свет, свет без свечей. Над аркой тьма рассеивается, и открывается туннель, ведущий наверх. Моргас так велика, что ей, должно быть, трудно пробраться в это узкое отверстие, но мягкая масса ее плоти покрывается вдруг рябью и меняется. В одно мгновение Моргас протискивается в дыру и исчезает. Ферн следует за ней, и вот она вышла из пещеры.
Туннель проложен между огромными корнями, покрытыми наростами, корни похожи на руки упавшего гиганта, который скребет ими землю. Здесь тьма не такая густая, словно начинается рассвет или то, что здесь является рассветом. Вокруг все опутано корнями, причудливым пейзажем из бугров, холмов, впадин, уступов, созданных этими конечностями Древа. Где–то наверху возвышается ствол, почти не видный в тумане. Это серая стена, исполосованная, покрытая корой, это огромное, едва различимое в тусклом свете привидение. Впервые Ферн начинает осознавать всю необъятность Древа. Сисселоур говорила ей, что за этим Древом простирается лес, который невозможно пройти. Путник, забредший туда, заболевает, и его уже никогда не найти. Там бывают только большие птицы. Но не важно, что простирается за Древом, оно само наполняет мир, оно само — мир. Оно стоит вне реальности, между измерениями, его корни пьют соки из глубин бытия, его верхние ветви достигают звезд. Ферн ощущает себя столь же ничтожной, сколь ничтожна тля у ее ног.
Впереди темным пятном на сером фоне видна Моргас. Очертания ее фигуры в разлетающихся одеждах все время меняются. Ферн не отстает от нее и, внезапно испугавшись того, что не сможет вернуться назад, оглядывается, чтобы запомнить расположение корней у входа в пещеру. В этом месте так просто затеряться. Она спешит догнать Моргас, иногда на четвереньках преодолевая холмы и бугорки нижней части Древа, постепенно взбираясь по наклонному корню к стволу. Ведьма уже далеко впереди, она то и дело скрывается из виду. Когда ее долго не видно, Ферн инстинктивно старается догнать ее, вдруг решив, что Моргас пытается от нее скрыться; в какой–то момент Ферн была очень близко от нее и даже спряталась в ямку, пытаясь раствориться в сумраке.
Моргас явно замедляет движение, останавливается и рассматривает нижние ветви, до которых легко дотянуться. Ферн дотрагивается до листьев, похожих по форме на листья дуба, хотя эти много больше размером, они собраны большими купами и слегка шелестят, хотя ветра нет. Моргас интересуют большие шары, размером с яблоко, которые прячутся в листве на большом расстоянии друг от друга. И тут внезапно Ферн догадывается, что это такое. Эти фрукты, растущие на Древе, будут раздуваться и, созрев, примут определенную форму и очертания. Это — головы мертвых.
