Прислушиваясь к каждому шороху, готовый отразить Удар с любой стороны, Вепрь чуть быстрее, чем требовал инстинкт самосохранения, крался по темному проходу и вдруг увидел робкий луч света, струящийся впереди. Алхин остановился, не зная, как поступить,—по его прикидкам, а также по состоянию стен, он предполагал, что находится еще глубоко в подвале. Кроме того, уж больно странно расползался этот луч — не солнце, скорее факел или лампа, прикинул Вепрь. Он вытащил из рукава напильник и сжал его лезвием вниз, на манер боевого ножа Возможно, ему удалось-таки разыскать пост, и сейчас произойдет первая встреча беглого пленника с караульными.
Он оказался прав, но не совсем — стражник был всего один, и то, как он нес караул, заставляло подумать, что, во-первых, Вепрь был единственным пленником этой огромной темницы вообще, а во-вторых, что часовой, собственно, не очень и понимал, что ему надо делать. Здоровенный детина, ростом повыше алхина, с широкими плечами, перетянутыми ремнями, на манер конской упряжи, сидел на корточках и увлеченно ковырял в стене пальцем. Кажется, он собирался проделать в камне дырку и, судя по облаку пыли и крошек, был близок к цели. Здоровый, как гриффон, подумал Вепрь о незнакомце, вспомнив о тварях, скакавших по берегу Теплого озера.
Он неслышно зашел за спину противника, который даже головы не повернул, воодушевленно сопя над своей работой. Алхин выхватил напильник и на секунду задумался. Вообще правила цеха диктовали, что не имеет значения — вооружен ли потенциальный враг или нет, обороняется он или спит. Убери противника с пути любой ценой, достань артефакт любым способом, учили Вепря. Но рука у него почему-то дрогнула — наверное, детина выглядел уж больно безобидно, несмотря на свои размеры. У него и меча-то не было. С другой стороны, если попробовать допросить его, приставив напильник к горлу, как бы не пришлось раскаяться в своем благородстве, поморщился алхин. У него и оружия нет, потому что он голыми руками пополам разорвать может. Оставим благородные поступки принцам крови, будем думать прежде всего о том, как сохранить собственную голову на собственных же плечах, решился Вепрь и вонзил стержень в шею врага.
Детина качнул головой, словно отгоняя комара, и продолжил расковыривать стену. Напильник покачивался в могучей шее. Алхин невольно отпрянул назад и прижался взмокшей спиной к сырой стене. Ни капельки крови не показалось из смертельной раны, да и не смертельной она была для караульного. Похоже, что его вообще убить нельзя. Остается одно — попробовать убежать. Вепрь начал осторожно красться вдоль стенки, пытаясь максимально незаметно обойти противника. Но в этот момент детина, которому напильник в шее все-таки доставлял какое-то неудобство, прихлопнул по нывшему месту рукой и напоролся на металлический стержень. Немало изумленный, он встал, перекрывая Вепрю путь вперед, и резко повернулся к человеку, который замер, распяленный на стене, словно лягушка, на которую наступил фермерский кованый сапог. Алхин сжался, готовясь к прыжку. Правда, зачем ему прыгать, он и сам не зиал. Может, глаза выцарапаю этому гаду напоследок, яростно решил Вепрь, твердо уверенный, что это его последняя схватка.
— Ты чего дерешься? Я тебя трогал, что ли? — обиженно сказал детина, пытаясь пальцами подцепить конец напильника.
— Не трогал. Но я подумал — вдруг тронешь. Решил вот обезопаситься,— машинально ответил алхин, не очень понимая, зачем он отвечает.
— А как я это теперь выну? — натурально расстроился верзила,— Чем это ты меня вообще — костью, что ли? Я даже схватиться за нее не могу. Нет уж — не думай, что сможешь выйти отсюда, отставив меня с этой штукой в горле. Сам засунул — сам вытаскивай, это справедливо! Иначе пошли к судье. Только учти, суд у нас строгий и справедливый, а приговор один — бессмертие до конца времен.
Во время этой короткой речи рот алхина самопроизвольно открылся. Он понятия не имел, о каком суде болтает тюремщик, но история про вечную жизнь неожиданно напомнила ему одну легенду, которая могла бы объяснить, куда именно они попали. Это такие же сильфы, как мы — пастухи божественных коров Аши, ахнул Вепрь. Значит, разрушенный город царей на самом деле населяют люди. Алхин невольно вздохнул с облегчением. Вот только почему они используют шрифт сильфов?
— Так поможешь или к судье? — капризным голосом спросил детина, который своими грубыми пальцами еще глубже загонял напильник.
— Помогу, не суетись,— осмелел Вепрь, которому вот уж точно терять было нечего, а обрести предстояло очень даже многое.
Он осторожно подошел вплотную к странному тюремщику, уперся рукой в его щеку, а другой ухватился за маленький кончик стержня, все еще торчащий из шеи, и потянул. Что-то вроде трухи посыпалось из ранки. Вот оно какое, бессмертие, невольно сморщился от брезгливости не страдавший до того тонкостью ощущений алхин. Проклятый напильник скользил в руке, но Вепрю удалось все-таки вытянуть его. Он был совершенно сухой,, и человек засунул его обратно в рукав. Детина радостно потер шею. Шрам от ранки быстро на глазах затягивался.
— Правильно, что до суда не довел,— доверительно сказал он Вепрю.— Все равно тебе не выиграть было, а у меня уже бессмертие есть. Вырвался, значит? Я же вроде специально засовом дверь подпер. Одно слово — смертный, вот и творишь боги знают какие глупости.
— Так скучно стало,— разведя руками, повинился алхин, страх которого перед монстром вроде бы прошел. — И поесть охота.
— Да, покормить-то я тебя и забыл! Вы же, смертные, должны свои силы поддерживать. Это нам, бессмертным, они навеки дадены.
Вепрь хотел было сказать, что лучше уж в качестве смертного заботиться о пище, чем превратиться в нежить на манер караульщика. Впрочем, превратиться — не совсем то слово. Жители города царей, насколько помнил алхин содержание легенды, были все-таки людьми, не созданными при помощи волшебства могущественными богами, как Младшие. Отличались же они от соплеменников Вепря большим самомнением и уверенностью в собственных силах, а главное — в том, что прекрасный мир создан не для богов, сильфов или Младших, а только для них. За столь крамольные мысли горожане были наказаны вечной жизнью. Умереть они не могли, но и жить в полном смысле слова — радоваться, плакать, рожать детей — тоже не могли. Правда, в легенде не говорилось, как именно протекает жизнь наказанных, но теперь Вепрь мог получить об этом представление из личного опыта. Между тем стражник поднялся с пола, почесывая шею.
— Пошли, выберешь сам, что тебе больше по вкусу,— детина сделал Вепрю знак следовать за ним.
Он и в самом деле был без оружия — зачем оно бессмертному? Что-то вроде кожаного фартука, каким прикрываются при работе кузнецы, было надето на голое тело тюремщика. Впрочем, ни холода, ни боли он не чувствовал, поэтому было вообще непонятно — зачем ему одежда, сварливо одернул сам себя Вепрь. И все же если бы вот лично алхину пришлось разделить проклятие города царей, то он бы не преминул одеться побогаче — сокровищницы же ломятся от награбленного добра! Так говорит легенда, правда, она может и врать.
— А что, правда, что мостовые в городе царей вымощены драгоценными камнями, а все жители едят только с золота, тогда как с серебра кушают рабы и домашние животные? — напрягая память, закинул удочку Вепрь, пытаясь выведать у детины о благополучии бессмертных.
