— По мнению всех свидетелей, а они весьма многочисленны, ваш друг сошел с ума, — прошептал старик, оглядываясь. — Он отрубил руки генералу Леониду.
— Что он сделал?
— Варвар, — коротко отозвался тот. — Мы отправили за ним несколько патрулей. О, мы его разыщем, не волнуйтесь. Но это сильно осложняет наши дальнейшие отношения.
Лайшам вошел в зал. Его друзья шли за ним по пятам.
— Где Полоний?
— Его величество удалился в свои апартаменты, — сообщил пожилой сенатор. — В данный момент он не желает никого видеть.
— Я иду к нему, — сказал варвар, широкими шагами двигаясь вперед.
Эпидон засеменил за ним.
— Боюсь, в настоящий момент это не самая лучшая идея, — стал объяснять он, помогая себе жестами. — Вы бы лучше побеспокоились насчет вашего лейтенанта. Ему придется ответить за свои поступки по всей строгости за…
Лайшам резко развернулся и положил ему руку на плечо.
— Моли своего бога, чтобы с ним ничего не случилось, — сказал он.
Оставшись один, сенатор нервно рассмеялся.
* * *
Амону Темному вскоре предстояло умереть, он это знал.
Он стоял, прислонившись к стене, а напротив него стояла дюжина вооруженных людей, и образованные ими тиски все сжимались и сжимались. Убегая, он думал лишь об одном: освободить свою дочь.
Он боготворил свое дитя.
Кроме нее у него ничего не осталось.
Но мысль о том, что азенаты могут использовать ее, чтобы заставить его подчиниться их воле, была ему невыносима. Его охватила непреодолимая ненависть к захватчикам. Все, что они говорили, было чудовищной ложью. И от их угроз он тоже устал.
Несколько недель назад к нему пришел человек, сказал, что им надо поговорить. Как он нашел его? Загадка. Но он принес послание. «Твоя дочь в наших руках, варвар. Если ты не хочешь, чтобы с ней случилось несчастье, ты должен будешь нам повиноваться, когда мы тебя об этом попросим». Разрываясь между преданностью Лайшаму и безграничной любовью к дочери, гуон предпочел ничего не делать и никому ни о чем не говорить. Когда понадобится, поклялся он себе, он перейдет к решительным действиям. А потом сам вынесет себе приговор.
И вот, похоже, час настал.
Дюжина солдат, вооруженных мечами и копьями.
Дюжина солдат, преследовавших его по всему городу, до самого Золотого Моста.
В какой-то момент ему показалось, что он наконец оторвался от погони. Но они все-таки нашли его. И теперь они требовали, чтобы он бросил свое оружие, огромный боевой топор, и сдался, и поэтому ему не оставалось ничего, кроме как всех их убить.
Сжав рукоять своего меча, с растрепанными волосами и распахнутой на груди кожаной курткой, он не собирался сдаваться. Солдаты императорской гвардии медленно надвигались на него.
Он распустил кичку еще на улицах Дат-Лахана. Дождь намочил ему лицо, и он уже мысленно вверил свою душу духам и попросил прощения у своей дочери. Если ему не удастся ее освободить, он должен будет умереть. Потому что иначе азенаты убьют ее .
Вождь гуонов поднял топор.
Где-то вдалеке позади солдат он увидел юношу с матовой кожей на белом коне. Сначала он подумал, что это ишвен. Но одет тот был настолько безупречно, что мог быть только обитателем богатых кварталов.
Юноша смотрел на него.
Это был принц Орион, но Амон этого не знал, и узнать об этом ему было уже не суждено.
Он нанес первый удар.
Клещи разомкнулись, и кто-то метнул в него копье, от которого он сумел увернуться, отпрыгнув в сторону. Сильным ударом топора он разрубил копье пополам. После этого гуон схватил обломок копья и так сильно рванул на себя, что державший его солдат не успел сообразить разжать пальцы. Гуон притянул его к себе и швырнул на другое копье, которое вонзилось тому в бедро. Крик боли.
Амон обернулся и стал описывать топором круги в воздухе, чтобы отпугнуть своих противников. Он стал искать, нет ли вокруг какого-нибудь узкого прохода, в котором можно укрыться и убивать врагов по одному или по два. Но ничего подобного рядом не было. И этот юноша-полукровка в роскошной одежде, пытающийся успокоить брыкающегося коня — почему он на него смотрит? Императорский герб — золотой орел на пурпурном фоне.
Трое солдат бросились на него.
Гуон встретил первого ударом ноги в живот, а второму отрубил руку, и тот молча упал на колени. Но отразить удар третьего он не успел. Клинок скользнул по его плечу, оставив глубокую рану.
Амон сжал зубы и быстро повернулся кругом.
Солдат оставалось десять, и гуон хорошо видел по тому, как они владеют оружием, что это далеко не новобранцы. Еще несколько атак, после чего подоспеет подкрепление, и конец. Они, конечно же, попытаются захватить его в плен. Подождут, пока он бросится на них, чтобы вырвать у него оружие. Но он не доставит им этого удовольствия. Пока он жив, он мешает Лайшаму.
Один из солдат рубанул сплеча. Амон отвел удар с помощью своего топора, который направил в сторону двоих, находившихся слева. Один из них увернулся от удара, второй же повалился на землю. Кто-то прыгнул ему на спину. Он пригнулся, сбросил противника и, прежде чем тот успел встать, проломил ему грудную клетку. Потом он применил прием, которого они еще не видели: опершись одной рукой о землю, он описал в воздухе круг, на лету ударяя одного из противников ногами. Лезвие же топора вонзилось в череп другого гвардейца, который рухнул на землю с расколотым пополам шлемом.
Пока гуон вынимал топор из его головы, на него уже снова напали.
Он мгновенно развернулся, но тут кто-то нанес ему удар в предплечье.
В этот момент солдаты Империи поняли, что живым им его не взять.
Амон Темный сплюнул. Он поднял тело человека с проломленным черепом и швырнул его во врагов. Двое солдат упали на землю, но еще двое бросились на него с боков. Он уклонился от одного удара, но почувствовал, что ранен в бедро. В эту же минуту стало давать о себе знать и плечо. Его кожаная куртка была вся пропитана кровью — как его собственной, так и его врагов.
И вдруг гуон неожиданно понял, что может победить.
Он почувствовал это несколько минут назад, отправив на тот свет еще двоих противников. Но жившая в нем сила, как зверь, убралась в свою клетку, когда звук трубы возвестил о прибытии подкрепления.
Амон увидел, как юноша на белом коне разговаривает с вновь пришедшими. Это длилось несколько секунд. Потом новые солдаты спешились и побежали к нему. Они были вооружены арбалетами.
— Нет! — закричал юноша, в свой черед спрыгивая с лошади. — Постойте!
Их было десять, может быть, пятнадцать — какая разница?
Прищурившись, он направо и налево раздавал удары топором, а боль, как яд, распространялась по его членам. Амон увидел, как солдаты подоспевшего подкрепления встали на одно колено и зарядили арбалеты. Он вновь ринулся в бой. Конец был уже близок, он это чувствовал. Он сражался так, как еще никогда в жизни. Он перемещался так быстро, что его противники боялись стрелять из опасения попасть в кого-то из своих. Под его ударами пали еще трое солдат. Оставалось лишь двое.
