Командовал ими генерал Раджак Хассн. Он был верхом на чистокровном скакуне серой масти, а на голове у него был шлем из черного металла, заканчивавшийся чем-то вроде клюва. С палицей в руке, он походил на призрака, вышедшего прямо из ада.
Двери захлопывались на их пути, над городом дул сильный ветер, а солнце, почти полностью скрытое тучами, двигалось к закату. Генерал Хассн не повернулся к своим солдатам: лишь его голова обернулась вокруг своей оси, а затем вернулась в прежнее положение. На другом конце улицы показались сенаторы. И тут же замерли.
Раджак сделал своим людям знак начать бой. Сам он недвижно сидел на своем коне посреди металлической реки из выхваченных мечей, выставленных щитов, застывших на лицах усмешек. Он был одиноким утесом посреди разбушевавшихся волн. В момент столкновения он лишь поднял палицу к небу.
Потеряв дар речи от изумления, сенаторы не сразу поняли, что гвардия вышла на улицу ради них. Это казалось невероятным, но другого объяснения у них не было. Охваченные паникой, они начали пятиться, отпихивая друг друга, а затем развернулись и бросились в беспорядочное бегство. В их рядах царило полное смятение. Они пришли, чтобы поговорить, попытаться обсудить положение дел, и вдруг на них без предупреждения бросаются азенатские воины с мечами наголо, и среди них Раджак Хассн.
У сенаторов не было никаких шансов. Большинство из них были уже в довольно почтенном возрасте, не слишком смыслили в военном деле и уж точно не могли оказать сопротивления вооруженным людям. У них не было ни оружия, ни даже кольчуги под тогой. Некоторые упали на колени и стали ждать атаки, раскинув руки в знак капитуляции. Мечи безжалостно обрушились на них, отсекая им руки и головы, и они умерли на месте. Приказ был совершенно ясен. Для императорской гвардии эти люди были опасными повстанцами. Они покушались на жизнь его величества, и их следовало убить, прежде чем они успеют открыть рот.
Кто-то умолял о пощаде, но кровь лилась и лилась на землю. Тела валились одно на другое, кто-то пытался отползти на коленях, но тут же падал навзничь, сраженный смертельным ударом. Нескольким сенаторам удалось скрыться от первой атаки. Они бросились в соседние переулки, но были быстро настигнуты и убиты прямо там. Солдаты были повсюду.
Сам генерал Хассн, держа поводья в одной руке и палицу в другой, присоединился к нападавшим. Он обрушивал на несчастных свое страшное орудие с ужасающей точностью. Его жертвы воздевали к небу руки в надежде защититься. Но под его яростными ударами головы их буквально разлетались на куски. «За что?» — спрашивали умоляющие взгляды. Но ответом им были лишь чудовищный хруст костей и черная завеса небытия.
Император и те, кто стоял рядом с ним, в торжественной тишине наблюдали за побоищем из окна. Принц Орион прикрыл рот рукой, потому что чувствовал, как к горлу подступает тошнота. Старый Аракс, его крестный, медленно качал головой, будучи не в силах что-либо изменить. Император не думал ни о чем. По его сознанию распространялось мучительное жужжание. Он слышал какие-то голоса, сотни голосов, но не мог узнать ни одного из них.
Сенатор Адамант был неподвижен. Все произошло именно так, как он хотел. Сегодня вечером от слуг народа останется одно лишь воспоминание. Он позаботится о том, чтобы оставшиеся сенаторы были арестованы и как можно быстрее казнены. Император был не в себе. Он не переставал дрожать, не поспевая за ходом событий. Что-то из них ему нравилось, что-то нет. Поражение его армии. Смерть Алкиада. Приход варваров. Бунт гуонского вождя. И теперь еще это — его пытались свергнуть. Он боялся за свой престол. Боялся за свою жизнь.
— Мы застигли их врасплох, ваше величество. Видите? Большая часть была вооружена. Какое счастье, что мы вовремя узнали об этом заговоре.
— Что вы такое говорите? — недоверчиво спросил юный Орион. — Люди Раджака их просто-напросто перебили. А они даже и не попытались защититься. Большая часть была вооружена? (Он потряс за плечо своего крестного). Генерал, вы же все видели, разве это так?
— Не знаю, — начал Аракс, будто пробуждаясь от долгого сна. — Некоторые…
— Но ведь, — воскликнул Орион, хватая Императора за плечо, — эти люди не желали вам зла. И вы это знаете.
— Убери руку, — выдохнул Полоний.
— Наш юный принц еще не вполне понимает все тонкости политической игры, — улыбнулся сенатор Адамант. — Только подумайте: некоторые сенаторы собирались обвинить нас: генерала и меня, — в том, что мы хотим свергнуть ваше величество. Представляете? Но их грязная игра в конечном итоге обернулась против них. Но прошу вас, оставайтесь начеку: эти желчные старикашки не остановятся ни перед чем.
— Я не понимаю, что мне делать, — признался Император, поправляя на голове венец.
Адамант сложил руку козырьком и посмотрел вдаль. Солнце скрылось за горизонтом. Крики в переулках умолкли. Большая часть сенаторов была мертва. Их тела были еле прикрыты разорванными тогами, насквозь пропитанными кровью. Императорская гвардия обрушилась на них, как смерч. И теперь, когда буря миновала, осторожно открывались двери, испуганные прохожие боязливо выходили на улицу, а солдаты стройными рядами возвращались в казарму, стараясь не обращать внимания на все еще звучащий в голове гул ударов.
— Не бойтесь, ваше величество. Я рядом.
Полоний обратил на сенатора взгляд, полный надежды. Адамант, не моргнув глазом, повернулся к нему.
«Считай, что ты мертвец», — мысленно прошептал он.
Он взял своего государя за запястье и накрыл его ладонь своей.
— Доверьтесь мне.
* * *
Ночь надвигалась на город, поглощая все на своем пути. Дат-Лахан в вечернем сумраке осветился тысячью огней. С факелами, которые варвары зажгли у складов и на площадях бедных кварталов, соперничали жирандоли на виллах и дрожащая подсветка фонтанов.
Монастырь Скорбящей Матери был погружен во мрак. Укрывшись в своих кельях, прислушиваясь ко всем шорохам, монахини молились за души убитых сенаторов. Слухи о побоище успели дойти и до них: теперь об этом уже знал весь город. Сложив руки, преклонив колена подле окна, сестры невидящим взглядом смотрели на беззвездное небо. Лишь печальный, никому не нужный серпик луны вырисовывался на фоне черноты.
Наджа закрыла глаза. Сидя на своем ложе, спрятав голову между коленями, она пыталась не думать, но у нее это плохо получалось. Несколько минут она просидела так, дрожащей рукой проводя по голове, после чего медленно распрямилась, встала и потрогала скрытый под туникой шрам у себя на груди. Она отворила дверь, осторожно прикрыла ее за собой и двинулась по темным коридорам.
Час назад, несмотря на все старания монахинь, почти что у нее на руках умер генерал Леонид. Он потерял слишком много крови, и его усталое сердце в конце концов перестало биться. Его последние слова были об Императоре. «Передайте ему, что я никогда его не предавал». «Несчастный безумный старик, — думала Наджа, спускаясь по древним винтовым лестницам, — и все вы безумцы. Скоро ваша несчастная империя превратится в руины».
