— Никуда не годится!
«Может быть, когда Юрий сказал про аэробику, он намекал, что
мне срочно нужно что-то делать со своей походкой?» Она включила радио,
настроилась на музыкальную волну и попыталась пойти «от бедра», как учила
секретарша Верочка Людмилу Прокофьевну в фильме «Служебный роман». Понять,
получается ли у нее как надо, мешало длинное платье. Марина стянула его через
голову и, оставшись в одних трусах, принялась дефилировать по комнате. Она
ставила ножку так, делала плечиком этак.., пока не заметила краем глаза: на
улице что-то происходит.
Марина резко повернулась — и онемела. Прямо напротив ее окна
висела маленькая люлька, в которой, словно гриб в лукошке, болтался один из
рабочих, приводивших в порядок дом. Он был довольно пожилой дяденька, носил
усы, как у Якубовича, классическую панаму из газеты и опрятный синий
комбинезон. В настоящий момент дяденька отвалился назад, выкатил глазки и
хватал воздух разверзстой красной пастью. Вероятно, он некоторое время наблюдал
Маринин стриптиз и, вместо того чтобы получить удовольствие, едва не получил
инфаркт.
Марина тотчас схватила платье и прижала его к груди.
Выключила музыку, подбежала к окну и тут услышала, как где-то внизу орет Анисья
Петровна:
— Ну что вы там зависли, как амбре над кучей навоза?!
Немедленно спускайтесь вниз!
— Извините, — пролепетала дядьке в лицо
сконфуженная Марина. — Я не специально! Может, вам валидольчику дать?
— Аркашка! — продолжала неистовствовать
старуха. — То, что он так долго висит, кажется мне подозрительным. Что он
там делает? Пойдите, подергайте за веревку.
— Эй ты, удод! — закричал откуда-то сверху второй
рабочий. — Давай, удод, спускайся! Или подымайся.
— Может, вам водички? — спросила пунцовая
Марина. — А?
— Не надо, — прохрипел бедолага, снял свою шляпу и
обмахнул ею лицо. Со шляпы тотчас слетела белая строительная пыль и осела у
него на усах и на лбу После чего он что-то такое сделал, и люлька, покачиваясь,
поехала вниз.
— А-а-а! — закричала бармалейским голосом Анисья
Петровна, встречавшая «транспорт» на газоне. — Смотрите, у вас вся морда
белая! Так это вы таскаете сахарную пудру из кладовки?!
— С чего ты взяла, мама? — вмешался
раздосадованный Аркадий.
— Если поедать пудру прямо из кулька, будешь
белым, — уперлась Анисья Петровна. — Он ворует пудру, потом
поднимается в люльке повыше и поедает ее. Вот почему он так долго не ехал!
Взгляните на его усы!
Марина очень быстро оделась и спустилась вниз, чувствуя себя
чрезвычайно некомфортно. Весь народ торчал на улице возле люльки, а в гостиной
осталась одна только медсестра Катя, которая, впрочем, тоже проявляла любопытство
и тянула нос в направлении окна.
— А… А где вы раньше работали? — спросила Марина,
думая о чем угодно, только не о том, про что спросила.
— В больнице, — ответила Катя.
— А… А в какой?
— В подмосковной.
— А в какой — подмосковной? — привязалась к ней
Марина.
— В клинской. Там зарплата вообще — тушите свет. Здесь,
у Анисьи Петровны, деньги просто королевские! — похвалила она
работодательницу.
Работодательница между тем продолжала бушевать где-то среди
декоративных кустов, набросившись теперь на Дарью и Аллу.
— Ну, что вы надулись на меня, как жены декабристов на
царскую власть? Я же не заставляю вас впрягаться в плуг! Я всего лишь прошу
удалить сорняки из петрушки! Это всегда делала Софья, но у нее горе, а вы не
хотите войти в ее положение!
— Эй ты, падень! Давай дуй ко мне! — вопил
откуда-то сверху рабочий. — Давай, удод, не телься!
— Что такое — «падень»? — громко спросила
удивленная Дарья. — Это что, какое-то экзотическое животное? И почему он
называет своего товарища удодом? Какие такие особенности этой птицы заставляют
его постоянно вспоминать о ней? Чем удод похож на этого бедного рабочего?
— Ну у тебя и фантазия, мама! — восхищенно
откликнулся Юрий. — Этот тип просто-напросто картавит. На самом деле он
сказал: «Эй ты, парень! Давай дуй ко мне. Давай, урод, не телься».
— Ах, урод! — обрадовалась Дарья. — А я уж
было подумала, что начинаю отставать в развитии.
— Ты отстала в развитии еще в начальной школе, —
вмешалась Анисья Петровна. — Я тебя просила выдернуть сорняки из петрушки,
а не петрушку из сорняков! Пойди надень очки на свой глупый нос.
— Что вы ко мне все время придираетесь, мама!
— Твоя мама шлет тебе письма из деревни Козлиный
Бор! — привычно парировала та.
— Анисья Петровна сегодня очень нервная, —
заметила Катя. — Надо ей давление померить.
Однако Анисья Петровна не захотела мерить давление, заявив,
что она сама решает, когда ему следует подскакивать, а когда нет. Зато все
остальные были явно близки к гипертоническому кризу. Аркадий так распсиховался,
что даже отказался от обеда.
— Я пойду к своей воительнице, — сквозь зубы
сообщил он.
— Мой старший сын занимается в сарае художественной
лепкой, — пояснила Дарья специально для удивившейся Марины. — Туда
завезли несколько центнеров скульптурного пластилина. Ему психотерапевт
посоветовал. Говорит, это отлично снимает стресс.
— Да-да, — пробормотал Юрий. — Как стресс —
так новый шедевр. Теперь он ваяет воительницу!
— И попрошу, — Аркадий неожиданно всунулся обратно
в гостиную, — чтобы никто мою воительницу не трогал. Вы повредите ее идеальные
формы. Если я увижу, что кто-нибудь ее тронул, — оторву руки, —
Ладно-ладно, — пробормотал Володя, один из всех откликнувшийся на этот
пламенный призыв.
— Что значит — «ладно-ладно»? — вознегодовал
Аркадий, возникая на пороге целиком. — Для меня это очень важно! Это
концептуальная вещь, которую я, возможно, позже отолью в бронзе.
— Иди ты к черту со своей воительницей! — в
сердцах бросил Юрий. — Кому она нужна?
Его брат моргнул и, не найдя, что ответить, повернулся и
ушел. Возвратился он лишь к вечеру и был отправлен послом к Софье, которую вся
родня умоляла вернуться к жизни и спуститься к ним.
— Тоже мне проблема! — заметил Юрий. — Если
выгрести из ее комнаты все спиртное, она проспится и вернется к жизни
автоматически.
— Я вчера все бутылки забрала, — испуганно
вступила в разговор Люба. — Она достает где-то в другом месте.
Аркадию все же удалось договориться с сестрой, и он свел ее
вниз — лохматую и ужасную.
— Неси ей. Люба, кофе с молоком, — велел
он. — Да побольше.
Софья за милую душу уговорила целый кофейник, а когда убрали
со стола, угнездилась на диване возле Марины.
— Др-гая, — сказала она ей. — Ты не
б-ж-ешься, что я тв-му бр-ту наг-врила? А он взял и скр-лся. — Софья
уронила на пол платок, которым должна была утирать вдовьи слезы. Из платка выкатилось
обручальное кольцо и, тренькая, поскакало под диван.
