— Понимаю, — пробормотал Юрий. — Понимаю, что
ничего не понимаю. Если бы фотоаппарат в клумбе не нашли, то что?
— То все бы ломали головы — что Роман делал глубокой
ночью у черного хода под проливным дождем, верно? Началось бы расследование… А
тут — простое и ясное объяснение: идиот пошел фотографировать грозу.
— А на самом деле он, выходит, не фотографировал?
— Да нет же, нет! Но кто-то с удовольствием ухватился
за эту версию. Кто? Кому это было надо? Только тому человеку, который…
— Который сбросил вазу, — закончил Юрий. — Ты
это хочешь сказать?
— Хочу. Роман, видишь ли, занимался.., вредительством.
— В каком смысле?
— Он собирался вредить людям. Но я ему не дала. Я
раскрыла его замысел. Он хотел шантажировать нашу маму.
— Софья, ты в своем уме?
— Надеюсь, ты не станешь утверждать, будто никогда не
догадывался, что наша мама влюблена в нашего дядю.
— Хм, — сказал Юрий. — Зачем мне это
утверждать? Только ради этой любви она и жила с нашим.., папой. Если бы она
развелась, бабка отказала бы ей от дома.
— Бабка, конечно, тоже все знала. Но если соблюдены
приличия, она никогда не станет поднимать скандал. А Роман… Когда понял, что
происходит, решил на этом нажиться.
— Господи, чего ему не хватало?
— Денег, — коротко ответила Софья. — Работать
он не любил. В общем. Роман собирался шантажировать Валерия. Я поймала его,
когда он писал записку с требованием довольно крупной суммы.
— Ушам своим не верю…
— А потом.., эта ваза!
— Думаешь, это Валерий его шлепнул? И слинял в Африку?
Отличная версия!
— Видишь, ты тоже до этого додумался!
— Но почему, черт побери, ты ничего не сказала
милиции? — изумился Юрий. — Здесь же была милиция!
— Я что, должна была рассказывать про шашни собственной
матушки с собственным дядей?!
— Понимаю, — пробормотал Юрий. — Но, может
быть, это вовсе и не дядя. Может, Роман еще кому-нибудь насолил. Извини, Соня,
но твой муж был мелким пакостником.
— Я знаю, — пробурчала та. — Но, кроме него,
на мне никто больше не захотел жениться.
— Хороший довод в пользу холостяцкой жизни!
— Так что мне теперь делать?
— Не знаю. Надо подумать, — ответил Юрий. —
Никому ничего не говори. Я все обмозгую и приму решение.
— Ладно, — пробормотала его сестра уже более
умиротворенным тоном. — Тогда пойдем спать?
— Пойдем.
Юрий проводил Софью до двери, а сам остался на веранде.
Сунул в рот сигарету, но не успел ее зажечь, когда увидел прямо перед сараем,
на пятачке, освещенном желтушной луной, чью-то фигуру. Фигура была в черном, но
он, впрочем, почти сразу ее узнал. Марина! Сердце его екнуло и забилось с
удвоенной силой. Он поспешно сунул сигарету обратно в карман и спустился по
ступенькам.
«Господи, да я действительно влюбился!» — понял он,
почувствовав в себе неодолимое желание подойти к Марине и изо всех сил прижать
ее к себе. А потом унести куда-нибудь в чистое поле и предаться страсти,
которой он все боялся дать выход.
Он уже сделал несколько шагов по направлению к ней, когда
она вдруг повернулась в его сторону, вытянула руку вперед и крикнула:
— Не подходи ко мне! — После чего нырнула в сарай
и захлопнула за собой дверь.
Юрий остался стоять в полном недоумении. Ему даже в голову
не могло прийти, что в тени веранды его не видно, и на самом деле Марина его
вообще не заметила, а ее гневный крик был обращен ни к кому иному, как к
Барону, который после волнующих скитаний по окрестностям забрел ненадолго в
собственный сад. Увидев Марину, он сделал стойку, наставил уши и замер, поджав
переднюю лапу. Однако стоило ей скрыться в сарае, как он потерял к ней всякий
интерес. Тем более что неподалеку раздался задорный лай, и ему захотелось
срочно разведать, что там творится. Барон фыркнул и побежал гулять дальше.
«Может быть, она на что-то обиделась? — расстроился
Юрий, который не заметил Барона. — Надо немедленно разрулить ситуацию». Он
пошел к сараю и, остановившись возле двери, уже хотел было постучать и сказать
что-нибудь успокаивающее, как вдруг предмет его страсти подал голос.
— И что ты за мной ходишь?! — спросила Марина с
возмущением. — Неужели ты не понимаешь, что мне неприятно твое общество?
Юрий до такой степени обалдел, что не нашелся с ответом.
— Я твою морду уже просто видеть не могу! —
продолжала она. — Чего стоят одни твои злобные глазки!
Юрий обиженно засопел, Марина услышала и воскликнула:
— Что ты там дышишь? Небось уже облизываешься на меня?
Ничего у тебя не выйдет, дорогуша. Я кобелей органически не перевариваю!
Юрий издал горлом сдавленное рычание.
— Противно даже видеть таких волосатых созданий, как
ты. А уж когда ты дотронулся до меня своим мокрым языком, я чуть не умерла от
отвращения!
Решив, что она имеет в виду их поцелуй, Юрий задохнулся от
обиды.
— Все, что между нами произошло, говорит только, об
одном: ты отвратительно воспитан. Кстати, стой хоть до посинения, я все равно
не выйду, пока ты не отвалишь.
Юрий молча развернулся и широким шагом отправился обратно к
дому. Он был потрясен. Нет, он был раздавлен. Зачем Марина прежде делала вид,
что он ее интересует? И что заставило ее сегодня высказаться столь
недвусмысленно? Вот как она его себе представляет! Волосатый кобель со злобными
глазками и отвратительным мокрым языком! К тому же еще и плохо воспитанный. А
он-то размечтался!
Самолюбию Юрия был нанесен тяжелый удар. Спать он,
разумеется, не лег, но заставил себя не подходить к окну и не высматривать
особу, которая не постеснялась высказать ему в лицо столь ужасные вещи! Или
почти в лицо.
Однако если бы он все-таки выглянул, то был бы немало
удивлен. Из сарая Марина вышла не с пустыми руками. Дело в том, что ей удалось
нашарить на стене выключатель и зажечь лампу под потолком. Тут-то ее взору
предстала та самая воительница, о которой сегодня так много говорили. Она
представляла собою женское тело без головы и конечностей, и почему Аркадий
называл ее воительницей было совершенно непонятно. «Возможно, позже он
приделает ей руку с копьем», — подумала Марина, не удержалась, подошла к
столу и потрогала скульптуру пальцем. Та слегка качнулась — вероятно, была
полой. Марина подпрыгнула, пытаясь заглянуть внутрь. Внутри, по всей видимости,
был нехитрый каркас.
«Интересно, — подумала она, — отчего Аркадий так
дорожит этим произведением? По правде сказать, дорожить тут особо нечем. Бюст,
конечно, вылеплен со знанием дела, но и только… Аркадий же кипятился и даже
обещал оборвать руки всякому, кто посмеет до этой тетки дотронуться!»
