— Ага, оно самое, — подтвердил Рас, — малозаметная такая дрянь. Только она не просто возвращает. Она очень метко возвращает, — он уже не улыбался, — со скоростью, ровно в одиннадцать целых сорок три сотых раза больше исходной. И перед этим ещё успевает прокрутить предмет внутри себя несколько раз, сколько именно — точно установить пока не удалось. Потому и назвали Центрифугой. У людей, побывавших внутри неё, лопались все сосуды и артерии со стороны внешнего радиуса вращения. А болт, брошенный в Центрифугу, возвращается обратно так, что пробивает болтофила насквозь. Так что мы стараемся бросать что-нибудь лёгкое, чаще всего это стреляные гильзы от автомата Калашникова калибром пять сорок пять, ну или пистолетные от ПМ. Они-то полегче болтов будут, да и этого добра всегда в избытке. Но и их надо бросать очень аккуратно. Впрочем, новенькие, впервые идущие в «Ареал», всё равно всегда тащат с собой болты, хоть это, помимо всего прочего, ещё и лишний перегруз. Стереотипы сильны.
— А как они попадают в «Ареал»? — поинтересовался кто-то. — Каким образом людям, ни разу не бывшим внутри внешнего периметра Пояса, удаётся проникнуть сквозь ограждения и обойти системы охраны?
— Есть мнение, — тут же встрял лейтенант, — что некоторые коррумпированные служащие «Ареала» оказывают им содействие. Здесь много сотрудников из числа местного населения, — он с ухмылкой посмотрел на Раса, — кто-то из них вполне может водить знакомство с криминальными элементами ещё с самого детства.
— Да, такое бывает, — Рас снова заулыбался, — правда, ничуть не реже иностранная резидентура и бандиты попросту вербуют сотрудников РАО за деньги. Не секрет, что стоимость метаморфитов у местных перекупщиков на порядок выше, чем полагающиеся за их официальную сдачу премиальные. Зарплаты с множеством нулей тут, как и везде, только у руководства. — Он, не переставая улыбаться, смотрел на лейтенанта честным взглядом.
— Кто на что учился, — осклабился в ответ лейтенант.
Иван мысленно хмыкнул. Стало быть, он был прав насчёт лейтенанта. Сопляк имел поддержку у начальства, потому и лез из кожи вон, чтобы показать свою значимость. Не от большого ума. А вот Рас зря пошёл на обмен уколами, незачем заводить себе врага.
— Но, на самом деле, дело не в этом, — продолжил Рас, — внешний периметр Пояса охраняется и всё такое, но его общая длина составляет пятьсот с лишним километров, и служба безопасности физически не может быть каждую секунду возле каждого метра заграждений. Обычно злоумышленники выводят из строя системы наблюдений, чаще всего расстреливают камеры и датчики, а потом при помощи взрывчатки проделывают в стене пролом. Через него и попадают в Пояс. Как правило, подрыв ограждений проводят подальше от Ухты, где-нибудь в таёжной глухомани. И взрывают сразу в нескольких местах, чтобы запутать службу безопасности. Через такие проломы новички и идут. Ясное дело, что обеспечивают им такие проходы опытные криминальные элементы.
— А где же тогда проходят не новички? — скривился лейтенант.
— Не знаю, — развёл руками Рас, — я же не сталкер! Я прохожу через КПП «Ареала».
— Ладно врать-то, — усмехнулся лейтенант, — тебя взяли три года назад с поличным при попытке сбыта метаморфитов на чёрном рынке. И не посадили только из-за возраста. Но это ведь никогда не поздно сделать, надо лишь поймать тебя ещё раз!
— Даже не представляю, откуда у вас обо мне такая информация, товарищ лейтенант, — Рас театрально изумился до крайней степени, открыто издеваясь над лейтенантом, — но смею вас заверить, что с тех пор я осознал свои ошибки и встал на правильный путь! Я официально оказывал содействие Поисковому Отделу РАО, и они даже организовали мне прохождение срочной службы здесь, в «Ареале», и после демобилизации официально приняли меня на работу. Так что я официальный сотрудник Поискового Отдела и не занимаюсь незаконными махинациями, потому и не знаю, как криминальные элементы проникают внутрь «Ареала». Честное слово!
— Лицо попроще сделай, Никитин! — зашипел на него лейтенант. — Не много ли себе позволяешь?!
— Давайте без фамилий! — резко заявил Берёзов, которому надоела вся эта перепалка. Он стегнул лейтенанта колючим взглядом: — Не будем нарушать режим секретности, раз дали подписку. Не хватало ещё, чтобы офицеры ФСБ игнорировали инструкции собственного ведомства. Не стоит привыкать к этому, не лучшая будет привычка. В боевой обстановке нарушение инструкций и вовсе может привести к гибели. — Иван посмотрел на Раса: — Предлагаю продолжить тему. Итак, аномалия обнаружена, её размеры выяснены. Дальнейшие действия?
Щёлкающий, словно кнут, голос Берёзова вернул обстановку в нормальное русло. Лейтенант было недовольно посмотрел на него, но, встретив жёсткий взгляд капитана, промолчал и отвёл глаза. «Отлично, — подумал Иван, — значит, и обо мне ты тоже всё знаешь. А ведь ты трус, лейтенант. Не рискнул со мной сцепиться только из-за моего послужного списка… Звание и возраст тебя бы не остановили, с твоими-то связями и претензиями на исключительность».
— Да, конечно! — спохватился Рас. — Виноват, прошу прощения! Продолжаем. Аномалию надо обходить со свободной стороны, то есть справа или слева от неё должно быть открытое место. Ни в коем случае нельзя идти между двух препятствий, особенно стоящих близко друг к другу. Такие места любит Паутина, а заметить её можно только в закатных или рассветных сумерках, это такие тонкие серебристые нити, густо растянутые. Днём и ночью их не видно. Зато слышен треск, если бросить в них гильзу. Сначала думали, что треск оттого, что Паутина рвется. Многие сложились на этом. Брали палку, шерудили ею в паутине, пока полностью не собьют, и шли. А через день умирали от разрыва сердца. Это уже потом выяснили, что Паутина не сбивается. Она вообще не рвется, она исчезает из видимого глазу диапазона спектра, словно гаснет луч света, вроде лазера, который переходит с видимой глазу частоты на невидимую. А треск — это она так передаёт свою энергию тому, что в неё попало.
Рас подошёл к грифельной доске и снял колпачок с маркера.
— Я сейчас набросаю схему, — он принялся штрихами вырисовывать на доске подобие кляксы, — это надо запомнить обязательно. Аномалия называется Оковы. Сама она не видна, но трава под ней складывается вот в такой рисунок. Если в неё вляпаться, она приковывает к земле. Человек падает и не может сдвинуться с места, словно прикованный. Если идешь с группой, то вдвоём можно вытащить, одному не хватит сил. Многие одиночки так и умирали от жажды, прикованные к земле.
— Не проще ли было принести с собой изображение? — усмехнулся лейтенант.
— Оковы — это аномалия Жёлтой Зоны, — не отвлекаясь от рисования, объяснил Рас, — там камеры не работают. Там вообще никакое оборудование не работает, даже компас. Так что ходить приходится по памяти. Потому и роботы дистанционного управления, и беспилотники всякие, и Джи-Пи-Эс, и рации — всё это там бесполезно. Если самолёт или вертушка случайно пересечёт воздушную границу Жёлтой Зоны, вся его аппаратура откажет, двигатели заглохнут, и он упадёт. Там, в Зоне, скопилось достаточно обломков от этого добра…
Он сделал ещё несколько штрихов и удовлетворённо кивнул, глядя на результат:
