— Не выйдешь? — прорычала она.
— Я позабыла… я так рассвирепела из-за Ильдиз, что ни о чем больше и думать не могла… а вчера ночью мне было так тебя жаль… Но, уже одеваясь, я вспомнила: Атиша запретила мне сражаться под твоим началом. — Мирина сама себе была противна: ни дать ни взять избалованный, капризный ребенок!
Глаза Пентесилеи сверкнули искренним гневом, губы презрительно изогнулись.
— Это еще что такое? Вот уж никогда не держала тебя за трусиху, Госпожа Змея! Старуха-то, видать, рехнулась на старости лет! Чтобы Лунная Всадница — да не сражалась?
Мирина, стиснув зубы, упрямо молчала. Акася, встав плечом к плечу с ней, вызывающе глядела снизу вверх на Дочь бога Войны.
— Но почему? Атиша хоть объяснила, почему? Скажи мне, почему!
Мирина повесила голову. На то, чтобы передумать и вывести Исатис из стойла, потребуется минута, не больше. Так будет легче для всех… Но внезапно к месту событий подоспела Кассандра — и храбро взглянула Пентесилее в лицо.
— Скажи ей, почему! — тихо велела царевна.
— Да говорите же, наконец! — Пентесилея переводила требовательный взгляд с одного лица на другое.
Наконец Мирина решительно вздернула подбородок: впрочем, он заметно дрожал.
— Потому что… если мы потеряем тебя, кто-то должен остаться, чтобы повести за собой Лунных Всадниц!
Глаза Пентесилеи на мгновение затуманились, затем плечи ее поникли, и она крепко, до боли стиснула Мирину в объятиях.
— Помни, что я сказала прошлой ночью, Госпожа Змея: хоть я на тебя порою и рычу, все равно я люблю тебя. А Ведунья не так уж и безумна. До свидания! Доброго пути! Удачи тебе!
Глава 40
Атака Пентесилеи
Пентесилея птицей взлетела на спину Бури и послала могучую кобылицу в галоп.
— Вперед! — закричала она, торжествующе потрясая луком. — Вперед, во славу Маа и Трои!
Над бесчисленными отрядами союзников поднялся ответный рев.
Соратницы Мирины рванулись вслед за Пентесилеей.
— За Маа и Мирину! — кричали девушки.
Мирину это до глубины души растрогало. Но тут им с Кассандрой пришлось проворно отпрянуть назад: все войско стронулось с места — Эней во главе дарданцев, Пирос во главе фракийских племен и Парис во главе уцелевших троянцев. Всадники поскакали через равнину к Могиле Плясуньи Мирины, где армиям предстояло сойтись в решающей битве.
— Пойдем в Южную башню, — предложила Кассандра. — Мои родители всегда наблюдают оттуда.
Мирина резким движением схватила царевну за плечо.
— А ты знаешь? — спросила она. — Ты знаешь, чем все закончится?
Кассандра отвела взгляд, голос ее звучал еле слышно.
— Нет, — промолвила она. — День сулит славу и горе, вот и все, что я знаю. Хотелось бы мне надеть доспехи и сражаться плечом к плечу с Лунными Всадницами, но дарданский вождь Эней упросил меня не делать этого. Он уверяет, что троянцы и по сей день видят во мне жрицу Аполлона и, если я погибну, решат, что бог их покинул.
— Да… — Мирина мгновенно устыдилась своей резкости и обняла подругу за плечи. — Порою это так трудно — оставаться в стороне от битвы!
Со стен Трои донеслись приветственные клики: Пентесилея вела вперед свою гордую армию, и оружие ослепительно сверкало под солнцем. Союзники выглядели великолепно: какое разнообразие доспехов, что за красочное, яркое, впечатляющие зрелище! Всадники галопом мчались вперед, на скаку выкрикивая боевые кличи на разных языках: эту дикую какофонию звуков объединяло одно — всеобщая решимость сражаться против вторгшихся в родные земли захватчиков. На расстоянии ахейцы казались серой, пропыленной, безликой массой, их колесницы и доспехи проржавели от дождей и морской воды. Агамемнон и вожди ехали впереди: крепкие кони влекли их колесницы, а сзади тянулась толпа пехотинцев. Приземистые, коренастые — вот уж и вправду орда муравьев! И как эта серая масса отличалась от войск союзников, в красиво развевающихся плащах, что надвигались волна за волной! Но ахейцы всё шли и шли, их становилось все больше и больше, покуда они не заполнили собою равнину до самого горизонта, от края до края: везде, сколько хватало глаз, мельтешили серые безликие фигуры ахейских воинов.
С упавшим сердцем Мирина провожала глазами отважную Пентесилею: воительница мчалась все дальше и дальше, делалась все меньше и меньше, а наступающая армия ахейцев неодолимо расползалась во все стороны. Приам с Гекубой тоже это видели. Ещё недавно они несказанно гордились союзниками, а теперь уверенности у них слегка поубавилось, и в Южной башне повисло молчание. Тут же стояла Елена, лицо ее было совершенно непроницаемо. Старухе, матери Тезея, принесли скамеечку. Они с Еленой то и дело обменивались взглядами.
Пентесилея, ни минуты не колеблясь, повела Лунных Всадниц вдоль всего фронта надвигающихся ахейцев. Вот она издала воинственный клич, означающий атаку лучников. Образовав широкую дугу, воительницы проскакали наперерез вражескому строю, осыпая войско ливнем стрел и изгибаясь в седле так, как умели только они одни, чтобы ни на миг не оказаться к врагу спиной. Затем Лунные Всадницы стремительно развернулись огромным полумесяцем — и поскакали обратно. Перед этим смертоносным ливнем ахейцы дрогнули, оробели, отступили назад. Многие попадали на землю, как мертвые, так и раненые, и теперь были затоптаны копытами мазагардийских скакунов.
На стенах снова раздались приветственные крики. Хотя союзники заметно уступали численностью ахейцам, похоже, расправиться с ними было не так-то просто: сражались они не на жизнь, а на смерть, а их метод ведения боя застал противника врасплох.
И вновь Пентесилея развернула Бурю и ринулась в атаку, и на сей раз за ней устремились все союзники. Ахейцы в беспорядке бежали обратно к лодкам, причаленным вдоль всего берега. Но вот путь им преградило море, и отступать дальше было некуда. Воины Агамемнона развернулись — и приготовились обороняться. Ахейские боевые колесницы сомкнули строй, ощетинились длинными копьями и мечами, и битва закипела всерьез. Кони вставали на дыбы и ржали от боли.
Мирина отвернулась.
— Не могу я просто стоять и смотреть на это с высокой стены, — прорычала она.
Кассандра тронула ее за плечо.
— Ступай со мной. Мы спустимся к воротам, куда принесут раненых. Я много раз убеждалась: когда облегчаешь чужую боль, сердце не так раскалывается от ярости и боли.
Мирина побрела следом за царевной, гадая, как эта девушка, при всей ее болезненной чуткости, умудряется сохранять спокойствие. Акася, как всегда, шла в трех шагах от них.
— Ты, наверное, к такому уже привыкла, — прошептала Мирина подруге.
Кассандра покачала головой.
— Нет. К такому не привыкаешь. Я научилась выживать — вот и все. Нам, женщинам Трои, поневоле пришлось постигать эту науку.
