Плащ Тина настиг Эфеля Душевного в тот момент, когда тёмный магистр нагнулся подправить шнуровку на сапоге (позже чародей с пеной у рта доказывал, что нисколько не прятался, — ему не верили). Маг вскочил, сдёрнул с себя накидку — та накрыла его с головой — и бешеным взором окинул свидетелей. Молодожёны снова целовались… исключительно из благой цели — боялись расхохотаться в голос. Всё ещё стоящая рядом Умелла прятала лицо за ладонями, но судя по тому, что женщину трясло, как в лихорадке, магиня неудержимо, хоть и тихо смеялась. Новелль кусал губы.
— Э-э, — протянул он. — Т-тебе идёт.
— Я сейчас это, — Эфель сердито тряханул плащом перед носом коллеги, — на тебя напялю! Чтоб не зубоскалил!
— Ты хочешь иметь дело с моей женой? — невинно осведомился Новелль.
— Это ты подстроил?!
— Я? — обиженно надулся белый маг. — Ой, нужно мне на тебя, бестолочь, тратиться! Я бы её на тацета надел — всё шансов больше!
Эфель попытался было ответить, но не найдя слов, резко развернулся и зашагал куда-то прочь из хихикающей толпы.
— Нов, я тебе это припомню! — процедил сквозь зубы тёмный чародей… но накидочку не выкинул.
* * *
Убедившись, что Тин и Лоран вошли в венчальную беседку, Зелн с сожалением покинул церемонию — его ждала другая, куда менее приятная, чем свадьба. Но Зелн не имел морального права её пропустить.
Нежданно умер барон Меркуш — видимо переусердствовал в разбазаривании жёниного состояния, — похороны отчего-то назначили на сегодня. В этом деле с храмовниками не поспоришь. Зелн и не спорил — он не собирался никуда идти, но потом совесть взяла своё. Негоже, чтобы душу из живых провожали лишь храмовники да похоронщики, но в Главели у барона никого не было — вряд ли кабачные дружки придут к Меркушу, разве что огорчатся отсутствию денежек. Оставался только Зелн — как-никак сосед и всё ещё, хоть и формально, жених его дочери.
На сожжение тела — в столице предпочитали кремацию, в особенности для приезжих (простенькая, но эффективная защита от высшей некромантии) — чародей опоздал, но на прощание ещё успевал. Он скоро, но не сбиваясь на неприличный здесь бег, прошёл по вымощенным белыми плитками дорожкам, обогнул статую «Стенающей девы» и три постамента семейных захоронений и выбрался наконец к общей длинной стене из обычного кирпича.
Стена занимала центр кладбища, чуть ли не пересекая его от одной границы к другой. Местами, особенно в середине, стена выглядела частью отменной крепости, которую не взять врагам, — там власти района положили зачарованный камень и не пожалели оплатить его. Для того чтобы вмонтировать кувшин с прахом, хватало произнести простенькое, узконаправленное заклятье и воспользоваться похоронным амулетом, каковой на кладбище определённо имелся.
Однако большей частью стену складывали из кирпича, тоже разного — её достраивали в разные времена, при разных начальниках. Где-то лежал качественный, тоже зачарованный динас, встречался и стачиваемый ветрами и водой известняк, а то и вовсе саман, но сырцовые участки «плыли» довольно-таки быстро. Из-под самой стены во множестве вылезали ивы-плакальщицы — сейчас они смотрелись красиво, но по зиме их голые ветви скрежетали-скребли по стене праха, навевая уныние, а не покой.
К несказанному удивлению Зелна у места, где замуровали останки Меркуша, стояла низенькая скамейка. На ней сидела женщина в неприметных, серых одеждах. Спина неожиданной посетительницы дёргалась, но когда юноша подошёл к стене вплотную, дама посмотрела на чародея сухими печальными глазами.
— Вы его друг? — тихо спросила она. Голос звучал глухо из-под плотной маски, скрывающей лицо незнакомки.
— Нет.
— Вот. У него даже не было друзей. Тогда для чего же он жил? — маска усмехнулась. Женщина осторожно коснулась глиняной таблички с именем барона. — Он даже похоронен на общественном кладбище, в общественной стене…
— Мама! Хватит, не убивайся из-за него! — откуда-то сбоку к говорящей подбежала девушка. Она в отличие от женщины была облачена в приятное глазу платье несколько легкомысленного салатового цвета, явно не траурное. Девушка тоже носила плотную маску. Новоприбывшая присела рядом с матерью на корточки.
— Твоя дочь права! — с другой стороны от скорбящей вдовы, старшей баронессы Меркуш, оказалась ещё одна женщина в строгом тёмно-зелёном костюме. — Дамалла, он не был достоин твоих слёз при жизни. После смерти он тоже их ничем не заслужил!
— К тому же, ты давно его не любишь, мама! Ты любишь Шилку. А он тебя.
— Я не могу ответить, тем более выйти за него замуж. Он ведь наш садовник!
— И что, мама? — удивилась дочь. — Ты была верной женой. Теперь ты вдова. И у тебя есть наследница — так что пора жить для себя!
А никем не замечаемый Зелн во все глаза смотрел на тугой пучок, так напоминающий по форме золотую кувшинку…
— Мама? — позвал чародей. Женщина в тёмно-зелёном костюме резко обернулась. — Мама.
Как она постарела за долгие годы разлуки, но была всё такой же крепкой и серьёзной.
— Зелн? — недоверчиво всмотрелась в молодого мага женщина. — Мой малыш?
Она уменьшилась в росте… или это Зелн стал высоким?
— Мама.
— Малыш, — баронесса осторожно коснулась чисто выбритой щеки сына, тот прильнул к нежной ладони. — Какой ты большой! Взрослый. Настоящий мужчина!
— Мама, — судорожно всхлипнул мужчина о двадцати с монетками годах. — Прости меня, мама!
— И всё такой же глупенький, — прошептала она. И Зелн прижал к себе свою маленькую, хрупкую маму, уткнулся носом в кувшинку и вдыхал, вдыхал родной, уже порядком позабытый аромат дома. Его дома. — Я люблю тебя, мой малыш.
Она отстранилась, ещё раз окинула сына теперь, пожалуй, недоумённым взглядом.
— Извини, я нужна Дамалле.
Зелн понимающе кивнул.
— Но мы ведь поговорим?
— Конечно, мой малыш.
Чародей несмело улыбнулся и отошёл в сторонку, чтобы не мешать женщинам. Некоторое время он стоял, тупо уставившись в одну точку — Зелн уже не спешил на свадьбу Лоран.
— Барон Друг?
Маг вздрогнул, вырванный из отрешённой пустоты. К нему, оставив мать, подошла юная баронесса Меркуш.
— Да, госпожа, — он отвёл глаза, не смея смотреть на брошенную невесту. Пусть они не успели даже познакомиться, но Зелн её бросил, а не освободил. В родных краях это важно.
— Ваша матушка сказала, что вы выдержали испытание на звание Мастера.
— Да, — глухо пробормотал чародей и зачем-то добавил. — Я писал матушке.
— Это означает, что нашу помолвку можно считать недействительной, — она не спрашивала, а утверждала.
— Вы свободны, госпожа, — подтвердил Зелн. И наконец-то посмотрел на собеседницу прямо. Только тогда он заметил, что юная баронесса нервно комкает перед длинного, не такого уж богатого платья. Глаза девушки переполняло отчаянье. — Что случилось?