— Давай, — дружелюбно сказал Турульф, — хотя вряд ли ты найдешь хоть что-нибудь — все уже пересмотрено. Дядюшка знает всех своих покупателей и свои запасы вплоть до самой последней мелочи.
Он был прав. Я порылся в коробке со сломанными украшениями и нашел всего лишь пару ожерелий из бусин, несколько тяжелых брошек и перстень, который, как мне показалось, мог бы угодить вкусу Эльфгифу. Все вместе они служили неким, хотя и слабым, оправданием посетить ее.
— А можно ли будет сделать для нее ожерелье из монет? — спросил я. — Ей оно понравится, я уверен.
— Тебе придется спросить у дядюшки, — ответил Турульф. — Он знаток монет. Даже собирает их. Ну, а чего еще ждать от монетчика? Вот, смотри.
Он потряс мешочек над верстаком, и струйка монет, высыпавшись из него, легли кучкой. Я стал рыться в них, вертя в пальцах. Все они были разного размера, некоторые широкие и тонкие, другие толстые, как самородки. По большей части серебряные, но некоторые, золотые или медные, или бронзовые, а несколько даже вычеканены из свинца. У иных посредине были отверстия, иные были шестиугольными или почти квадратными, хотя преобладали круглые или почти круглые. Многие истерлись от прикосновения множества рук, только местами можно было разглядеть буквы и рисунок. На одной я прочел надпись на греческом языке, которому научили меня ирландские монахи; на другой увидел руны, которые узнал в Исландии. На иных же были надписи завитушками и извилинами, точно рябь на море при ветре. Почти на всех имелись знаки — пирамида, квадрат, меч, дерево, древесный лист, кресты, голова какого-то короля, какой-то бог о двух лицах, а на одной монете изображены два треугольника, лежащих друг на друге, образовывая шестиконечную звезду.
Я разложил монеты на верстаке в шашечном порядке, пытаясь найти последовательность, которая создала бы красивое ожерелье для моей любимой. Но мысли мои разлетелись, как Хугин и Мунин, птицы Одина, его разведчики, которые летают повсюду, чтобы увидеть и доложить своему хозяину обо всем, что происходит на свете. Какими путями, думал я, эти чужестранные монеты попали в сундучок в кладовой, принадлежащей монетчику короля Кнута? Из какой дали они пришли? Кто их делал и почему на них выбиты такие знаки? Под пальцами я ощущал огромный неведомый мир, который я и представить себе не мог, мир, по которому все эти маленькие кружочки и квадратики из драгоценных металлов путешествуют дорогами, какими и мне хотелось бы пройти.
Я подобрал монеты, чередуя золотые и серебряные, из тех, что получше сохранились. Но, перевернув их, чтобы осмотреть другую сторону, я был разочарован. На трех монетах обнаружились вмятины. На иных же чем-то острым были нанесены глубокие насечки.
— Жаль, — сказал я. — Эти рубцы и вмятины все портят.
— Эти отметины все время находишь, — небрежно сказал Турульф. — Почти половина серебряных монет старой чеканки возвращаются из северных стран с такими порезами и рубцами. Эти иноземцы что-то с ними делают, особенно в Швеции и в стране русов. Они не доверяют монетам. Боятся, что это могут быть подделки: свинец, покрытый серебром, или бронза с тонкой позолотой, чтобы выглядела чистым золотом. Это можно проделать даже в маленькой мастерской. Поэтому, когда им предлагают монету, они тыкают в нее ножом или царапают поверхность, чтобы проверить, вся ли она из настоящего металла.
Пришлось мне отказаться от мысли сделать для Эльфгифу ожерелье из монет. Вместо этого отобрал я несколько ожерелий и брошек, которые, как мне показалось, могли бы ей понравиться. Турульф тщательно записал все, что я взял. Потом мы вышли, заперли кладовую, и один из могучих сторожей Бритмаэра проводил меня с драгоценностями во дворец.
Я попросил проводить меня к королевскому управляющему и сказал ему, что хочу показать королеве кое-какие украшения. Управляющий заставил меня прождать целый час, после чего, вернувшись, сообщил, что королева очень занята. Мне следует явиться во дворец ровно через неделю и снова просить, чтобы меня приняли.
Я вышел из дворцовых ворот, и тут кожаная культя опустилась мне на плечо, и голос сказал:
— Никак это ты, дружище-егерь. — Я обернулся и увидел Кьяртана, однорукого телохранителя. — Говорят, ты нашел работу у монетчика Бритмаэра, — сказал он, — но, глядя на твое унылое лицо, можно подумать, что ты нашел золотой клад Фафнира, да только опять его потерял.
Я промямлил что-то насчет того, что спешу обратно в мастерскую Бритмаэра. Сопровождавший меня сторож уже выказывал нетерпение.
— Не спеши, — сказал телохранитель. — В конце года мы собираем старейшин на пир посвящения. Большая часть дружины все еще в Дании с Кнутом, но и нас, полуотставников тут хватает, и кое-кто получил увольнительную домой, так что есть, кому собраться. А каждый телохранитель должен бы привести с собой одного оруженосца. В память о нашем добром друге Эдгара я хотел бы взять с собой тебя. Ты согласен?
— С удовольствием, господин, — ответил я.
— Но только при одном условии, — добавил Кьяртан. — Ради асов, достань себе новую одежку. Та сливового цвета рубаха, что ты носил последнее время в Нортгемптоне, уж больно поношена. А я хочу, чтобы мой спутник выглядел, как должно.
Телохранитель прав, подумал я, когда, вернувшись в свою каморку, вытащил из сумы довольно-таки поношенную рубаху. Вся она была в пятнах, а один из швов и вовсе разошелся. Да и маловата она мне стала. Со времени прибытия в Англию я раздобрел телом, отчасти потому, что немало работал и хорошо кормился, когда жил у Эдгара, но больше от питья эля. Сперва мне пришло в голову одолжить что-то у Турульфа, но, подумав, я понял, что его одежа будет мне велика — я попросту утону в ней. А кроме того, я и так уже в долгу перед ним после наших походов в таверну. От Бритмаэра я получал стол и жилье, но никакого жалованья, так что другу моему приходилось платить за выпивку.
Коль скоро мне нужна новая одежда, стало быть, придется заплатить портному, и, похоже, я знаю, откуда взять деньги. А пуще того, смогу доказать Эльфгифу, как я ее люблю.
Когда Турульф показал мне янтарное ожерелье с недостающими хрусталями, я тут же вспомнил о своей суме. Спрятанные потайно в разрезе толстой кожи, там, где я зашил их три года тому назад, лежали пять камней из богато украшенного переплета библии, выдранные мною перед побегом из монастыря в приступе гнева на ирландских монахов, которые, как я считал, предали меня. Я понятия не имел о стоимости украденных камней, да и не думал об этом. Четыре из них были хрусталем и походили на те, которых не хватало в ожерелье.
Надо полагать, только столь же влюбленный, как я, мог бы замыслить то, что замыслил я: продать эти камни Бритмаэру. А вырученных денег должно хватить на то, чтобы выплатить долг Турульфу, да еще и останется более чем достаточно, чтобы купить новую одежду для пира. Больше того, я был уверен, что как только Бритмаэр получит эти камни, он велит своему мастеру вставить их в ожерелье. Тогда у меня наконец-то появится украшение, достойное быть предложенным вниманию королевы.
Про себя вознеся благодарственную молитву Одину, я снял с колышка суму, распорол потайное место и сжал камни в кулаке, точно рыбью икру.
