Левое плечо обожгла мучительная боль. Удар, нацеленный мне в спину, прошел мимо. Забурлила вода, послышался бешеный рев, я почувствовал пальцы, вцепившиеся в меня, но соскользнувшие по влажной коже, и еще одну вспышку боли — второй удар ножа разрезал мне левый бок. Я бросился вперед, отчаянно стараясь уклониться от кинжала. Снова рука попыталась удержать меня, схватив за рубашку, обмотанную вокруг пояса. Я окунулся в воду, извернулся и оттолкнулся ногами. Тина не отпускала, и я испугался. Мои колотящие ноги коснулись ног нападающего. Даже не видя его лица, я знал, кто это. Наверняка Фрогейр. Он возненавидел меня с того дня, когда я унизил его перед другими варягами, бросив кости. Теперь, когда Ивара не стало, пришло время для его мести.
Я извивался, как лосось, убегающий от остроги. Фрогейр был сильным и ловким человеком, наученным биться ножом в рукопашной. И он прикончил бы меня с легкостью, когда бы не последствия ночного пьянства. Или ему хотелось вытащить меня из воды и повернуть так, чтобы я увидел в лицо своего убийцу, а потом перерезать мне горло. Так или иначе, но вместо того, чтобы пырнуть меня, он сделал ошибку, попытавшись подтянуть меня за рубаху. Узел развязался, и я выскользнул из его рук.
Фрогейр отшатнулся, а я воспользовался возможностью и поплыл. Боль в раненом левом плече была столь сильна, что я забыл о ране в ребрах. Ужас гнал меня, и придавал мне силы шевелить руками и ногами — так я сделал несколько отчаянных бросков. Я понятия не имел, в каком направлении плыву. Я знал только, что мне нужно убраться подальше от Фрогейра. Я слепо бросился вперед, ожидая, что сейчас его рука схватила меня за лодыжку и вытянет обратно.
Меня спасла нагота. Другого объяснения я не могу придумать. Фрогейр был речным человеком. Он умел плавать и без труда мог бы догнать свою раненую жертву, но на нем были варяжские порты со множеством складок, и намокнув, они мешали ему. Я слышал, как он бросился за мной, сначала вброд, а потом и вплавь. Когда первый страх немного отпустил, я огляделся, чтобы понять, куда я бегу. Я плыл прямо от берега в речной простор. Я заставил себя дышать глубже и загребать руками в илистой воде равномернее. Только сделав с две сотни гребков, я рискнул оглянуться. Фрогейр прекратил погоню. Он возвращался на берег, и я видел его затылок. И знал — он будет ждать меня там, на берегу, на тот случай, коль у меня достанет глупости туда вернуться.
Совершенно измученный, я перестал барахтаться и встал ногами на дно. Красное пятно крови расходилось от моего плеча. Я слыхал об огромных рыбах, обитающих в этой реке — говорили, что они длиннее человека, — и подумал, не едят ли они мясо и не привлечет их моя кровь. Я взмолился Одину о помощи.
Скользкое и старое спасительное бревно плыло по реке, настолько погрузившись в воду, что я не заметил его, пока оно не коснулось меня, и я, отпрянув, испугался, что это та самая рыба-мясоед. Потом с благодарением обнял руками скользкое дерево и возложил на него всю свою тяжесть. Очередной круг моей жизни замкнулся, подумал я. Плавучее бревно привело к смерти моего побратима, а теперь другое плавучее бревно продлит мне жизнь, коль скоро я сумею удержаться за него. Лучше истечь кровью до смерти, чем утонуть. Я стиснул зубы от боли в плече, крепко закрыл глаза, сознательно ища облегчения в темноте.
* * *
Что было дальше, не помню, пока не очнулся от какого-то кислого запаха. От него у меня защипало в носу и слезы потекли из глаз. Струйка жидкости, острой и вяжущей, пролилась мне в горло, и я закашлялся. Кто-то обтер мне лицо губкой. Я открыл глаза. Очевидно, уцепившись за бревно, я потерял сознание — я не мог понять, как оказался на ковре лежащим навзничь. И перед моими глазами стояло толстощекое лицо Ибн Хаука. На этот раз вид у него был серьезный. Он сказал что-то на своем языке, и я услышал голос толмача.
— Как ты оказался на бревне?
Я облизал губы и ощутил вкус уксуса.
— Меня пытались убить.
Сарацин даже не стал выяснять, кто пытался. Он знал.
— Значит, повезло, что один из моих Черных Колпаков заметил тебя.
— Вам нужно уходить, — торопливо сказал я. — Человек, который продавал вам рабов, Ивар, умер. Его товарищи думают, что ты отравил его. Теперь у варягов нет предводителя, они очень опасны и попытаются нагнать вас и отнять девушек-близнецов.
— Другого я и не ожидал от этих варваров, — ответил он. — Мы уже плывем вниз по реке.
Я попробовал сесть.
— Мой господин просит тебя лежать спокойно, — сказал переводчик. — Ты потревожишь повязку.
Я повернул голову и увидел, что левое плечо у меня перевязано. И снова почувствовал запах уксуса и удивился, откуда это.
Ибн Хаук ответил прежде, чем я успел спросить.
— Уксус помогает от поветрия, — сказал он. — Он нужен для того, чтобы очистить тебя от болезни, которая убила Ивара. Теперь спи. Мы не будем останавливаться, поплывем в темноте. Не думаю, что твои русы нас нагонят. А если и нагонят, то Черные Колпаки переведаются с ними.
Я расслабился и подумал о новом повороте судьбы. Все, что у меня было — моя драгоценная пушнина и моя одежда, и даже нож, подарок Транда, которым я дорожил, — все потеряно без возврата. Все оказались в руках варягов, и они, наверное, разделили добычу между собой. Я порадовался, что отдал огненный рубин Аллбе. Я лишился всего, у меня даже не во что было одеться. Под просторной хлопчатой тканью, укрывавшей меня, я был гол.
Ибн Хаук лично ухаживал за мной, пока мы плыли вниз по реке. У него был запас целебных снадобий из его страны, и он, приготовив припарки из трав и специй, прикладывал их к моим ранам. Он, безусловно, был очень искусен в этом деле, потому что, в конце концов, раны затянулись так чисто, что шрамы были едва заметны. Каждый раз, когда он приходил переменить повязки, он пользовался возможностью расспросить меня об обычаях варягов и тех земель, где я побывал. Он никогда и не слыхивал об Исландии или Гренландии, и конечно, ничего не знал и о Винланде. Но он слышал о Кнуте, короле Англии, и имел некоторые смутные представления о северных землях.
Когда я сказал ему, как сожгли тело Ивара, он был потрясен.
— Это совершенное варварство, — сказал он. — Неудивительно, что поветрие косит этих речных разбойников. Моя религия требует совершать омовение перед каждой молитвой, но твои бывшие товарищи по путешествию, как я заметил, куда менее чистоплотны, чем ослы.
— Не все такие, — сказал я. — Есть люди, знающие травы и их свойства так же, как и ты, и настоящие варяги, люди, которые происходят из северных стран, очень чистоплотны. Они постоянно купаются, содержат в чистоте волосы и ногти и следят за своей внешностью. Я это знаю на собственном опыте — мне приходилось иметь дело с тяжелыми камнями, которыми они гладят свою одежду.
— Сжечь тело дотла, — заметил Хаук, — это отвратительно.
— А как поступают в твоей стране? — спросил я.
— Мы хороним наших мертвых, — ответил он. — Нередко могила бывает неглубокой, потому что земля у нас каменистая, но мы кладем мертвых в землю как можно скорее, прежде чем начнется разложение. Солнце у нас очень жаркое.
