Гектор был удивлен. Он ожидал увидеть грубого зверя, жестокого и вспыльчивого. Однако человек, созерцавший их сверху, имел внешность услужливого лавочника. Он был среднего роста и облачен в скромную темную одежду. На улице никто не обратил бы на него внимания, когда бы не его кожа, противоестественно бледная, да коротко подстриженные волосы цвета светлого песка. Парика на нем не было.
— Все в порядке, конвоир. Можешь оставить их со мной и вернуться к своей работе, — комит говорил негромко, совсем не повышая голос, но каждое слово его было отчетливо слышно.
Выполнив свой долг, пожилой стражник ушел. Но комит не шевельнулся. Он стоял у вершины трапа, разглядывая прибывших, оценивая каждого.
— Вы поступаете на галеру «Святой Герасим» и отныне принадлежите ей, — объявил он. — Меня зовут Пьекур, я первый помощник, посему вы также принадлежите мне. Будете служить кораблю хорошо, и вы станете гордиться собой. Будете служите плохо — и пожалеете о том дне, когда появились на этот свет.
Он говорил по-французски с итальянским акцентом. Потом, к удивлению Гектора, повторил свое напутствие — на сей раз на беглом турецком. Гектор заметил, как оджаки смущенно зашевелились. И тут же Пьекур повторил напутствие в третий раз, на лингва франка. Зная, какое впечатление он произвел, комит взялся за серебряный свисток, висевший у него на шее, и поднял так, чтобы все видели.
— Отныне единственный язык, который имеет для вас значение, это язык моего свистка, ибо этот свисток — мой голос. Все, что вы делаете, будет подчинено ему. Очень скоро вы превратитесь в свору хорошо обученных собак. Послушных собак кормят и заботятся о них; непослушных бьют кнутом. Запомните это.
Не поворачиваясь, Пьекур крикнул через плечо:
— Начальник гребцов Якуп! Здесь гребцы-новобранцы. Покажите им их скамьи.
На этот раз человек, явившийся из-под полога, был именно таким, какого ожидал увидеть Гектор, — приземистый, смуглокожий, с бритой головой и необычайно развитой плечевой мускулатурой, голый по пояс, в одних только просторных штанах. Еще у него были роскошные усы, а на лбу выжжен восьмиконечный крест. Гектор решил, что начальник гребцов «Герасима» — турок, принявший христианство, отступник, который сам себя отметил этим знаком рыцарей.
— Построиться, самые высокие — в конец! — приказал Якуп, неторопливо ступая по трапу босыми ногами.
Бурдон на миг замешкался и открыл рот, чтобы что-то спросить. И тут же начальник гребцов, как бы походя, дал ему оплеуху сбоку по голове. Удар казался легким, но француз задохнулся и чуть не упал.
— Ты слышал, что сказал комит, — никакой болтовни.
Не понимая, что от них требуется, узники некоторое время топтались на месте, пока не выстроились хоть в каком-то порядке. Гектор, оказавшийся ниже всех ростом, шел в голове маленькой колонны, следовавшей за начальником гребцов вверх по сходням и по палубе «Герасима».
Сперва ему показалось, что эта галера почти не отличается от Тургутовой «Славы моря», но потом он заметил, что «Герасим» несет меньше украшений и более приспособлен для дела. Сине-белый полог поддерживался шестами, а под ним усердно трудились три-четыре дюжины человек из команды. Одни намывали и драили деревянные части, другие старательно сплеснивали и чинили канаты, а третьи, став цепочкой, опустошали корабельные трюмы, поднимая ящики и тюки через люк и аккуратно складывая их в средней части корабля. Вслед за начальником гребцов новички уже прошли почти половину срединного помоста, вдоль которого стояли гребные скамьи, когда Гектор вдруг понял, что же кажется ему столь необычным. На борту галеры находилось не менее шести десятков человек, и при этом не было слышно ни единого голоса. Люди работали в полном молчании. Всякий, кто отрывался от своей работы, чтобы взглянуть на новоприбывших, делал это торопливо, исподтишка и сразу же опускал голову, не прекращая своего занятия. Тишина на борту «Герасима» стояла жуткая.
Якуп, дойдя до последней полудюжины скамей, остановился и повернулся лицом к узникам. Они подвигались к нему вереницей по узкому проходу, а начальник гребли указывал каждому по очереди, к какой скамье идти, налево или направо. Гектор сошел с помоста к указанной ему скамье, оглянулся и увидел, что надсмотрщик распределяет узников на равновесные группы, так, чтобы на каждой гребной скамье соседствовали более и менее рослые люди. Крайними, ближе к проходу, оказались оджаки.
— Завтра учиться. А теперь — прибраться! — гаркнул начальник гребли.
Он поднял доску срединного настила. Под ней обнаружилось углубление, вроде ящика, из которого Якуп достал швабру на длинной рукояти и железный скребок. Все это он швырнул узникам.
— Прибраться!
Гектор заметил, что кожа, которой была обита их скамья, вся в пятнах. Пятна эти походили на засохшую кровь. Фальшборт недавно залатали — подправили на скорую руку в том месте, куда, по всей видимости, угодило пушечное ядро или крупная картечь.
— Делай вид, что работаешь! — прошипел Бурдон уголком рта. Вор оказался соседом Гектора по скамье. — Здесь куда хуже, чем я думал!
— О чем ты? — шепотом спросил Гектор, не поднимая головы, чтобы начальник гребли не видел, что у него шевелятся губы.
— Это корабль изуверов, — ответил Бурдон. — Ни выпивки, ни отдыха, зато побоев вдоволь.
Оставшуюся часть дня Гектор и его товарищи работали молча — драили предназначенные им скамьи и вокруг. Закончив, они уложили щетки, скребки и швабры в ящики под настилом и туда же сложили свою ненужную сейчас одежду. Якуп, до того стоявший над ними на помосте, вдруг спрыгнул вниз. Наклонившись, он вытянул из-под гребной скамьи тяжелую длинную цепь, один конец которой был намертво прикреплен к бимсу. Свободный конец он продел через ножные кандалы каждого гребца, приковав их к месту, а самый конец пропустил в кольцо и запер на тяжелый висячий замок. Указав на срединный помост, он сказал:
— Курсье!
Потом похлопал рукой по обитому кожей сиденью третьей гребной скамьи и рявкнул:
— Бан, бан труа!
Потом, поставив ногу на съемную доску, приподнятую примерно на фут над палубой, заявил:
— Банкет!
Стоя на этой доске как на ступеньке, он поставил другую ногу на перекладину, прикрепленную впереди к гребной скамье, и назвал ее «контрпедань». Поднял вытянутые руки, будто держит весло, и упал на скамью всей своей тяжестью.
— Вог! Завтра будете вог!
Этот показ был прерван пением. Гектор повернулся и увидел, что по помосту влачится колонна галерников. На каждом железные кандалы, а ножная цепь подтянута и зацеплена за металлический крюк на поясе. Они шли и пели какой-то гимн, и все это были здешние гребцы-старожилы, потому что знали свои места, подходили и рассаживались по пять человек на скамье. Потом первый в каждой пятерке наклонялся, брал палубную цепь, лежащую у ног, продевал ее через ножные кандалы, а свободный конец в кольцо, чтобы надсмотрщику оставалось только подойти и запереть висячий замок. Только после этого галерники перестали петь гимн и замолчали в ожидании.
