Наконец Гектор добрался до цели своей прогулки, узкой седловины хребта, соединявшего гору-наковальню с лесистыми скалами, и присел отдохнуть. Гребень хребта был шириной в ярд-другой, и вид по обе стороны открывался изумительный. Склон перед Гектором резко обрывался крутой каменистой осыпью, и до самого горизонта расстилался кобальтовой синевой волнующийся океан. Юноша повернул голову в противоположную сторону, оказавшись лицом к солнцу, и гладь моря превратилась в громадную, сверкающую серебром простыню, по которой дрейфовали темные тени, отбрасываемые облаками. Все казалось далеким-далеким, и высокий хребет был открыт ветру, что проносился мимо, закруживая над вершиной каменистого клочка суши.
Гектор сидел, обхватив руками колени, с подветренной стороны и глядел в море, стараясь ни о чем не думать, погрузившись в безбрежность открывшейся перед ним громадной панорамы.
Он сидел безмолвно и неподвижно, должно быть, минут пять или десять, когда вдруг заметил, что мимо, промелькнув в воздухе, пронеслось какое-то черное пятнышко. Сначала возникла мысль, что это какой-то обман зрения, и юноша поморгал, затем протер глаза. Но странное явление продолжалось: непонятные крошечные объекты вылетали из-за кромки каменистого обрыва позади, двигаясь так быстро, что невозможно было их разглядеть, и мгновенно исчезали, приземляясь куда-то на склон впереди. Гектор сосредоточил взгляд на зарослях кустов несколькими шагами ниже того места, где сидел. Кажется, именно там пропадали эти летающие точки. Продолжая сидеть, он осторожно наклонился вперед, скользнул ближе к кусту, заглянул за край скалы. Мимо пролетела очередная точечка, причем так близко, что юноша явственно ощутил щекой дуновение воздуха, а кожи что-то коснулось, словно бы кисточкой мазнуло. Таинственное нечто исчезло из вида так стремительно, что все равно не удалось понять, что это такое. Он предположил, что это какое-то летающее насекомое, возможно, кузнечик или цикада. Подобравшись к кусту на расстояние вытянутой руки, Гектор замер в ожидании. И вот снова — нечто темное стремительно взлетело у него из-за спины, на миг зависло в воздухе, а потом резко нырнуло в переплетение ветвей. Теперь Гектор понял, что это такое: крошечные птички, размером не крупнее его большого пальца.
Прошло еще несколько мгновений, и одна из крохотных птах взлетела из куста. Поднявшись вертикально вверх, пичуга зависла в воздухе, и трепещущие крылышки превратились в расплывчатые пятна. Почти невесомая птичка размерами походила на крупного шмеля и была поразительно красивой. Перья зеленые, белые и ярко-синие… Через мгновение к крылатой крохе присоединилась, выскочив из куста, вторая. У этой оперение было темно-бордовым, цвета запекшейся крови, и отливало на солнце. Несколько ударов сердца, и два крошечных создания принялись танцевать в воздухе, кружась и ныряя, зависая друг напротив дружки, внезапно снижаясь и разворачиваясь, описывая короткие дуги и петли, а потом вновь сходясь клюв к клюву, удерживаясь на одном месте стремительными взмахами крылышек. Гектор зачарованно смотрел на чудо. Он был уверен, эти птички — самец и самка и они исполняют брачный танец.
С внезапной болью юноша вдруг припомнил, когда в последний раз видел колибри. Это было больше года тому назад, когда он с Сюзанной ехал в сторону Порт-Ройяла, и она сказала, что у него душа художника, потому что он сравнил издаваемое крылышками колибри жужжание с шумом миниатюрной прялки. Теперь, как бы внимательно он ни прислушивался к танцующим перед ним птичкам, Гектор не слышал ничего, кроме шума ветра над вершиной. Образ Сюзанны с болезненной четкостью возник перед его мысленным взором. Девушка предстала перед ним в длинном великолепном платье, на грандиозном балу в Лондоне, куда ее привез отец. Она танцует со своим партнером в окружении толпы зевак, все — утонченные богачи, имеющие то же положение в обществе, что и Сюзанна Линч. Усилием воли Гектор постарался выкинуть видение из головы. Он говорил себе, что сидит на горной вершине на другом конце света и что образ Сюзанны всецело порожден разыгравшимся воображением. Он с нею едва знаком. Не имеет значения, что случилось и случится в последующие месяцы и годы — останется ли он с «Троицей» и ее командой, вернется ли богатым или нищим. Сюзанна для него всегда будет недосягаема. Знакомство Гектора с нею никогда не перерастет во что-то большее, навсегда останется случайной встречей, сколь бы глубокое влияние она ни оказала на него. Гектор должен был понять это по тому замешательству, что он испытал, стоя в Ла-Серене перед портретом молодой дамы и поймав себя на мысли, что не уверен, что именно напомнило ему о Сюзанне. Шло время, и юноша все реже и реже вспоминал о настоящей Сюзанне и о нескольких часах, проведенных в ее обществе. Вместо этого он принялся тешить себя иллюзиями, пока все, что касается Сюзанны, не превратилось в выдумки. К прежнему возврата нет, и лучшее, что можно сделать, — избавить себя от ложных надежд. Пора признать, что он лелеет несбыточные мечты, которым не место в реальной жизни.
Он поежился. На солнце набежало облако, на гору упала тень, и от ветра тотчас же стало холодно. Лишенные солнечного света, перышки двух танцующих колибри разом утратили свою радужную переливчатость, и, словно бы уловив перемену в настроении Гектора, пичуги юркнули обратно в листву. Гектор поднялся на ноги и начал спускаться по тропе обратно в лагерь.
* * *
Вернувшись, Гектор обнаружил, что общий совет уже идет. На поляне, где были установлены палатки, собралась вся команда «Троицы». Стоя на импровизированном помосте из бочек с водой и досок, Уотлинг выступал с речью перед буканьерами.
— Что происходит? — спросил тихо Гектор, подойдя к Изреелю и Жаку, державшимся в задних рядах.
— Уотлинга только что выбрали нашим новым адмиралом. Большинством в двадцать голосов сместили Шара и избрали взамен Уотлинга, — ответил великан.
Гектор посмотрел поверх людских голов. Перед первым рядом собравшихся, чуть в стороне, стоял Бартоломью Шарп. Вид у него был расслабленный и беззаботный; склонив голову набок, он слушал речь Уотлинга, круглое лицо оставалось непроницаемым. Гектор вспомнил, что когда впервые увидел Шарпа, тот своими мясистыми губами напомнил ему карпа, и по-прежнему капитана окружала едва уловимая аура коварства. Казалось, Шарп совершенно равнодушно отнесся к тому, что его внезапно отстранили от общего командования, но Гектор дорого бы дал, чтобы узнать, какие черные мысли прячутся за этим безмятежным выражением лица.
— Мы возвращаемся на тот путь, по которому шли до гибели нашего доблестного капитана Соукинса, — разглагольствовал по-солдатски грубым и решительным голосом Уотлинг. — Отвага и товарищество будут нашим девизом!
Гул одобрения прокатился по части собравшихся. Среди них Гектор узнал нескольких известных своей жестокостью членов команды.
— Больше никаких богохульств! — скрежетал Уотлинг. — Отныне мы блюдем воскресенье, а противоестественные пороки будут караться!
Тон нового адмирала посуровел, и он в упор взглянул на кого-то в толпе. Гектор вывернул шею, чтобы посмотреть, кто удостоился особого внимания Уотлинга. Тот вперил осуждающий взгляд в Эдмунда Кука, изысканно разодетого главаря одной из «рот», что выступили с Золотого острова. До Гектора доходили слухи, что как-то Кука обнаружили в постели с другим мужчиной, но он не обращал внимания на эту байку, посчитав ее обыкновенной сплетней.
