Гектор не торопясь двинулся к Жаку. Тот все еще разбирался с едой, принесенной жителями деревни в корзинах. Овощи и фрукты были большей частью знакомы: лук, сахарный тростник, кокосы, папайя… Правда, батат имел непривычный лиловый цвет. Француз разглядывал длинный зеленый овощ, формой похожий на огурец, но с шипами.
— Как ты думаешь, что это? — он отрезал кусочек и предложил Гектору.
Гектор откусил немного:
— На вкус — как дыня.
Жак обвел взглядом множество полных корзин, и глаза его радостно заблестели:
— Из всего этого я буду готовить! — торжествовал он.
Француз выбрал некрасивый, грубый, шишковатый плод, похожий на корявую картофелину с бледно-коричневой кожурой, и разрезал его пополам. Мякоть оказалась яркого желто-оранжевого цвета. Он понюхал ее и удовлетворенно вздохнул.
— В моем распоряжении никогда не было такого разнообразия, — признался Жак и сунул какой-то корень Гектору под нос. Тот понюхал — пахло имбирем и апельсином, и еще был какой-то намек на горчицу.
— Куркума! — радостно провозгласил француз. — Она придаст приятную остроту моему фрикасе и изменит цвет блюда. Но я не стану никого предупреждать заранее. Подам желтый соус и полюбуюсь на их лица!
Жак снова принялся рыться в корзинах и вскоре вытащил связку круглых, зеленых плодов, похожих на лимоны. Он впился зубами в один из них, но тут же скривился и выплюнул кожуру и сок.
— Фу, какая кислятина! Ангела, и того перекосило бы! — А после с улыбкой добавил: — Но я знаю, как отбить послевкусие.
И Жак повернулся к шеренге глиняных кувшинов, выстроившейся на песке. Каждый был обложен соломой, горлышки заткнуты тряпочными затычками. Жак откупорил один кувшин и отхлебнул из него. Он посмаковал питье прежде, чем проглотить, и довольно улыбнулся:
— Я думал, они принесли мне воду! — воскликнул он, театрально выпучив глаза. — Но они всё показывали на кувшины и твердили что-то вроде «Авамори, авамори!», пока я не попробовал. Просто восхитительно! Это что-то вроде вина — они делают его из риса. Не знаю, сколько нужно выпить прежде, чем свалишься с ног, но думаю, команда это скоро выяснит.
Штольк, должно быть, рассказал о своих переговорах с Пану Итону и Ариансу, потому что все трое подошли к Жаку и Гектору.
— Похоже, голодать на этом острове нам не придется, — сказал Итон, оглядев дары островитян.
А Гектор подумал о том, надолго ли хватит щедрости мирных поселян.
— Возможно, они отдают нам свои запасы, — вслух сказал он.
Итон равнодушно пожал плечами:
— Не хватит — заставим их достать еще. Они — услужливый народец.
Арианс задумчиво погладил подбородок:
— Мы могли бы заставить их работать на нас.
Итон вопросительно взглянул на него.
— Они ведь рыбаки, верно? — промолвил старший боцман.
— Что-то я пока не видел, чтобы они ловили рыбу, — проворчал Итон.
— Вот именно. Если им нечего делать, то почему бы им не изготовить для нас новые паруса? Штольк сказал, что их главный готов исполнить все, что мы скажем. Вот пусть кроят и шьют нам паруса.
Итон позволил себе бледную улыбку:
— Неплохая идея. Им потребуется несколько дней, чтобы починить наши паруса, а мы пока разведаем, где тут золото.
Гектор почувствовал, что должен высказаться:
— Но старейшина просил нас уйти как можно скорее. Они только затем и помогают нам, чтобы мы скорее покинули этот остров.
— Мы не обязаны плясать под их дудку, — отрезал Итон. — Уйдем, когда сами захотим.
* * *
Гектор с грустью убедился в том, что Итон неплохо знает своих людей. Съев приготовленные Жаком блюда, они единогласно высказались за то, чтобы провести на острове не меньше недели. Набив животы, пираты грелись на солнышке, потягивая рисовое вино. Они наслаждались жизнью на всем готовом. Не один Штольк надеялся найти на острове золото. Многие были по-прежнему одержимы золотой лихорадкой и вели нескончаемые разговоры о золотых заколках и загадочном Та-ине. В конце концов было решено, что все золото в руках «вождя»; что золотые побрякушки местных жителей — всего лишь намек на настоящие богатства, которые достанутся пиратам, когда они доберутся до Та-иня. Все знали историю о том, как Франсиско Писарро в Перу потребовал за Верховного Инку выкуп и как индейцы наполнили золотом целую комнату. Болтуны с «Николаса», накачавшись авамори, галдели, что вот пусть только этот вождь появится со своей свитой — они тут же возьмут его в плен и не отпустят, пока он не отвалит им целое состояние.
Устав от подобных бредней, Гектор ушел подальше от всех и бродил по берегу. В зарослях бамбука он наткнулся на переводчика Пану и на Йему. Они тихо сидели и наблюдали за тем, что происходило в лагере пиратов, и по их встревоженным лицам Гектор понял, что незваные гости им совсем не нравятся.
— Пану, спроси Йему, почему ваши люди не рыбачат в такой хороший тихий день? — спросил Гектор.
— Та-инь не велеть садиться в лодки, — отвечал старик на своем ломаном испанском.
— Но ведь вы живете рыбной ловлей?
— Та-инь наказывать нас, что мы отпускать Окоома.
— Кто это — Окоома?
Последовала неловкая пауза. Потом старик ответил:
— Тот, кого вы привозить с собой из моря.
Гектор совсем забыл о спасенном. Никто не видел его с тех пор, как «Николас» бросил якорь возле острова.
— Лучше бы он умереть, — тихо произнес Пану.
Гектор удивленно посмотрел на переводчика:
— Но, может быть, у него семья, дети, которых надо кормить?
— Его семья думать также.
— Не понимаю, — пожал плечами Гектор.
Его потрясло бесстрастное смирение, которое слышалось в словах Пану.
— Житель деревни не покидать остров надолго. Нельзя.
— Но ведь Окоома был едва жив, когда мы его подобрали. Похоже было, что его унесло в море, что это несчастный случай.
— Да, Окоома ловить рыбу. Он хороший рыбак. В тот день он заплыть слишком далеко, море уносить его. В лодке дыра. Море уносить его далеко.
— Значит, он не виноват.
— Все равно, — покачал головой Пану. — Окоома не вернуться домой вовремя.
— Ладно, но разве это причина для того, чтобы остальные жители деревни не садились в свои лодки?
Пану тяжело вздохнул:
— Та-инь говорить, вся деревня расплачиваться за то, что Окоома уплыть.
Должно быть, Йема догадался, о чем идет речь, потому что вдруг сказал что-то и выжидающе посмотрел на Пану. Тот перевел:
— Йема говорит, мы слушаться Та-иня и делать так, чтобы и другие слушаться его.
