Блейк ударил рукой в перчатке по кухонной двери и, поняв, что она заперта, со злостью пнул ее. За ним наблюдала небольшая толпа усталых и грязных оборванцев, которые высыпали из столовой.
— Следи за ними, Исаак! — воскликнул Блейк и еще сильнее ударил в дверь ногой, пытаясь ее вышибить. — Если хоть один из этого зверинца пошевелится, сразу стреляй. Пусть подохнут как собаки!
— Помогите! — закричал Сарапук слабым, срывающимся голосом. — Она сошла с ума! Напала на собственного отца, когда он спал, и скрылась в ночи! — Сарапук застонал, надеясь, что его представление не прошло незамеченным, и что дверь выломают прежде, чем ему придется все это повторить.
Высокий, толстый, неуклюжий человек, с головы до ног покрытый черными густыми волосами, вышел в холл и протиснулся сквозь толпу. У него были огромные ручищи с длинными грязными ногтями. Мужчина быстро огляделся и, услышав предсмертные стоны Сарапука, подошел к кухонной двери. Оттолкнув Блейка и Бонэма, он бросился на дверь, как большой бык.
Дверь затрещала, но выдержала. Великан уставился на нее, прищурив глаза и нахмурившись. Он возвышался над толпой, которая ждала, что он снова кинется на дверь. Появление на свет этого человека было окутано тайной. Младенцем его нашли в ивовой корзине с цветами и назвали Лихнис — в честь этих цветов. Теперь этот человек-медведь, славившийся своими громадными размерами, густой шерстью и острыми зубами, которые он подпилил так, чтобы они стали похожи на коричневые звериные клыки, забавлял богатую публику в садах Воксхолла.
— Давай еще раз! — закричал Блейк Лихнису.
Великан взревел. Его тело затряслось, и протяжный вопль прокатился по всему дому. Лихнис разбежался, подпрыгнул и с силой навалился на дверь. Дверь сорвалась с петель и упала на деревянный стол в кухне.
Сарапук лежал на полу, свернувшись вокруг Кадмуса, как огромная змея, готовая поглотить свою жертву. Он застонал и заныл, корчась в притворных муках.
— Смотрите, что она натворила! — воскликнул он. — Девчонка сбесилась! Напала на отца и пыталась меня убить. А потом сбежала с каким-то незнакомцем, который жил в мансарде.
— Что? — пробормотал Кадмус себе под нос. — Что она сделала?
— Сбежала! Напала на тебя, потом заперла нас на кухне и убежала с тем зверем из мансарды. — Сарапук кивнул собравшейся вокруг толпе.
Манпурди стоял в углу и внимательно его слушал.
— С кем она сбежала? — спросил Блейк, расталкивая людей, чтобы добраться до Сарапука. Подойдя к нему, он схватил его за лацканы сюртука и приподнял над полом. — Давай говори, пока я тебя не задушил!
— Аджетта сбежала с человеком, который жил в мансарде. Этот посетитель приехал из… — Он замялся и посмотрел на Кадмуса в надежде, что тот закончит за него фразу.
— Он приехал из… Италии! — сказал Кадмус. — Тегатус привязал к себе крылья, он был из моего зверинца. Последним приобретением.
— Значит, Сарапук, ты утверждаешь, что Аджетта сбежала с этим Тегатусом? — спросил Блейк, не отпуская Сарапука.
— Именно так, доктор Блейк. Он вор. Очень нехороший человек.
— А у нее не было в руках никакой книги?
— Книги?
— Да, книги. Большой книги с толстыми страницами. В тисненом переплете. — Блейк отпустил Сарапука, и тот плюхнулся на пол.
— А-а-а, книги! Да, была. Аджетта сказала, что книга ее и она собирается ее продать, — соврал Сарапук, надеясь, что Аджетту обвинят в краже.
— Кадмус Ламиан, ваша дочь — воровка! — закричал Блейк поверх голов постояльцев, которые набились в кухню. — Она украла у меня очень дорогую вещь, и я хочу вернуть ее. Эту книгу доверили мне, она бесценна! Вас повесят вместе с дочерью, если в самое ближайшее время книга не окажется у меня.
— Я ничего не могу поделать с Аджеттой, мистер Блейк. Она уже взрослая, пошла по стопам своей мамочки. Вы не можете перекладывать на меня ответственность за то, что она сделала. Я сам стал жертвой жестокого ребенка, судьба повернулась ко мне спиной, а я даже не знал об этом. — Кадмус вжал голову в плечи и протянул вперед руки ладонями вверх.
— Ты не способен даже защитить собственную дочь. Ты — жалкий, выживший из ума старик, который думает только о себе, — презрительно сказал Блейк.
— Я, может, и жалкий и выживший из ума, только она все время крадет у меня деньги, да и у других тоже. — Кадмус порылся в кармане и вытащил оттуда горсть серебряных монет. — Посмотрите! Я нашел их в ее комнате. Неприятно об этом думать, но очень может быть, что это она украла у вас. Да, доктор Блейк, моя дочь воровка. — Кадмус высыпал монеты Блейку на ладонь.
— Откупиться хочешь, Ламиан? Думаешь, я спасу твою шею за тридцать кусочков серебра?
— Нет, я просто отдаю то, что принадлежит вам, мистер Блейк. Я честный человек, мне и так досталось от собственной дочери. — Кадмус опустил голову и уставился в пол. — Если вы ее поймаете, я с радостью выступлю против нее в Бейли.
— Можешь забрать себе ее хлеб, когда она будет гнить в Ньюгейтской тюрьме, пока палач не накинет на ее шею веревку и не выбьет из-под нее табуретку. — Блейк повернулся, собираясь уйти.
— Что ж, значит, так тому и быть, мистер Блейк. Так тому и быть… — протянул Кадмус. Он с ужасом представил, как Аджетта болтается на Трипл-три.
Блейк с Бонэмом пробились через толпу и вышли на улицу, по которой стелился туман. Постояльцы молча таращились на Кадмуса. Человек-медведь нахмурился еще сильнее, забрав ключ у Манпурди. Сарапук улыбнулся, его лицо озаряло угасающее пламя в камине.
— Вон отсюда! Пошли прочь! — закричал Кадмус и вытолкал из кухни всех, кроме Сарапука.
Сарапук поднял выбитую дверь и прислонил ее к косяку, чтобы загородить проход и укрыться от любопытных глаз.
— Что ты наделал, Сарапук! — воскликнул Кадмус в ярости. — Если Блейк поймает Аджетту, ее повесят, а если вся правда выйдет наружу, то нас повесят рядом с ней. Я совершил слишком много ошибок, и мне не отвертеться. Меня вполне устраивает моя шея и без веревки, а при мысли о том, что Эразмус Дюваль разденет меня и выменяет мою одежду на бутылку джина, я просто схожу с ума. — Кадмус нервно закашлялся, и его лицо исказилось страхом. Он уже представлял себе, как мерзкий Дюваль — палач из Ньюгейтса — отрывает пуговицы с его рубашки и срезает прядь его волос, чтобы продать какой-нибудь вдовушке, которая сделает из него талисман, оберегающий от оспы. — Когда ты умрешь, он пронзит твое сердце колом из падуба, чтобы ты не восстал из мертвых.
— Надо было поступить так с Синим Дэнби, тогда бы он не донимал тебя, — пробормотал Сарапук.
— Я не имею никакого отношения к его смерти, он сам повесился.
— Интересно, как можно повеситься, если у тебя связаны руки, а башка проломлена дубинкой? — отозвался Сарапук.
— Это всего лишь слухи, — запротестовал Кадмус.
— Да ладно, считай, что ты сделал подарок обществу, избавил его от надоедливой мухи, срезал мозоль с большого пальца жизни. — Сарапук дрожал от возбуждения. — В этом человеке не было души, он был вором и негодяем. Кто станет оплакивать такого человека? Его зачал сам дьявол, а родила ослица.
