Меж тем, на балкон со двора поднялся Дуанти, утираясь полотенцем после рыцарской разминки.
— А из парнишки будет толк, — сообщил он.
— Не вздумай умыкнуть моего брата в Кардорон, — предупредил Грэм. — Маринна не простит тебе.
— Эстино давно стал общим любимцем в Анорине.
— Ну-ну, я только обещал навестить вместе с ним Большого Дэма. Эх, Грэм, — вдруг вздохнул Дуанти, — так я стал скучать по морю! Хорс зовет меня сходить к Сиэлю на Увесту.
— Так в чем дело?
Дуанти скорчил кислое лицо:
— Отец на меня столько всего навалил! И у Эниты, — Дуанти рукой изобразил животик.
— Как, уже второй? — удивился Грэм. — Да… Ладно, не ты один такой — я тоже прирос к Атлану.
Дуанти вздохнул снова:
— Дело не в море. Мне не хватает странствия. Чтобы ты и я, и Вианор, и Трор, и чтобы дорога и неизвестность. Хотя…
— Хотя там, на дороге в Астиан, мы всегда будем вместе, — закончил Грэм. — Ты и я, вместе с Вианором и Трором.
* * *
На этом заканчивается история Грэма и Дуанти, их друзей и наставников Вианора и Трора, записанная верно, полностью и без искажений очевидцем и участником событий, главным хронистом Анорины, хранителем летописи Большого Анорийского Круга магом-предсказателем Стаггой Бу Ансуз Стаггой Бу, что он здесь и удостоверяет.
Главный хронист Анорины Стагга Бу.
* * *
Успокойся, дружок, ведь чудес не бывает — откуда?
В шкафу миски звенят — золотая простая посуда,
В старой чашке алмазной смеется водичка живая.
Низко кружит дракон. Будет дождь. А чудес не бывает.
На высокие башни опять, как веками бывало,
Звездочеты восходят и правят небесные знаки.
А внизу с лепетаньем, с шелковостью алою-алой
В анорийских полях расцветают люденские маки.
И трудяги-волхвы улетают на сбор дуновений
Новиной урожая покрыть расточенные чары —
Шорох крыл мотылька, блик луны, лоскут ясного жара, —
Сбор такой-то весны анорийского леточисленья.
Где же взять чудеса? Разве только — но ты не поверишь —
Есть страна, целый мир, где в железо попрятались звери, —
Были ящеры раньше, подобно иным в Анорине,
Потом в камни нырнули и вышли уже как машины.
На них ездят — не смейся! — и плавают, даже летают.
Ими греются в холод и светят в домах, как стемнеет.
Ими в войнах дерутся и раны им сталью латают,
Только сердца не слышат, и звать из земли не умеют.
Ты представить не можешь? А впрочем, там есть и похлеще:
Вот смешной человек — так, мальчишка далеко за тридцать.
Он на берег приходит — и знаешь, сумел умудриться
Разглядеть Анорину и счесть её выдумкой вещей.
Будто сам этот вор-сочинитель, сей, видишь ли, труженик слова
Сотворил этот мир из наитий и сказок чудесных,
Будто сам он сподобился дальнего зренья иного,
А притом рассказал о простейших делах и известных.
Не бывает, ты скажешь? А я что твержу — не бывает.
Где теперь чудеса? — может, раньше когда-то водились.
Вода просится в рот, — как обычно, на то и живая.
В шкафу миски бранятся, опять меж собою сцепились.
В небе кружат драконы по летней и лётной погоде,
В полутьме золотистой парят опьяненные маги,
Словно звезды светясь. Как обычно, на лунном восходе
В анорийских полях расцветают люденские маки.
1996–1997, окончено 8 июля 97 г.
