Он поднял жезл и на конце его загорелся довольно яркий огонек. Теперь Грэм мог лучше рассмотреть пещеру: ход был весьма широк и высок, недаром здесь мог ползти дракон. А вскоре появились большие красивые сосульки вверху и на стенах, и все вокруг засверкало.
— Такой красоты не сыскать и в ином дворце, — признал Трор, шедший последним.
— Мы ещё не добрались до главных залов, — откликнулся Вианор. — Такого, как там, нигде не найти!
И верно, дальше пошли зал за залом такого сумасшедшего сверкания, что у Грэма не на шутку закружилась голова. Меж тем, они спускались все глубже, и наконец Вианор объявил:
— Здесь. Грэм, Браннбог, — взгляните-ка.
Они стояли перед какой-то полупрозрачной сферой величиной в полтора или два человеческих роста. Внутри её подрагивало как бы некое пламя, а поверхность была прозрачной и одновременно серебристой, как зеркало.
— Что это, Вианор? — спросил совершенно зачарованный Грэм.
— Это яйцо серебристого дракона, — отвечал маг. — Вернее, его подруги. Но отнес его в пещеру дракон.
— И из него выйдет потом дракончик?
— Да, наверное. Через год или около того. Кстати, сфера яйца, насколько я знаю, обладает особыми свойствами.
— Какими?
— Например, свойствами волшебного зеркала. Грэм, встань-ка вот здесь. Браннбог, ты не хочешь взглянуть на себя?
И маг посторонился, пропуская к серебристой сфере Трора. Рыцарь долго и с интересом смотрел на свое отражение.
— Грэм, — негромко подсказал Вианор. — Взгляни на сферу. Что ты видишь?
Юноша вгляделся:
— Там Трор… но не совсем такой, — с удивлением заметил Грэм. — В красивых доспехах… и с мечом в руке… и…
Грэм ахнул — внезапно он увидел в зеркале прекрасную даму, а перед ней на одном колене стоял рыцарь Браннбог Трор, и эта дама возлагала на его голову венец. Затем по поверхности мелькнула золотая молния — и отражение рыцаря пропало вовсе.
— Добрый знак, — заметил маг.
Трор молча кивнул.
— А ты, Вианор? Ты позволишь нам увидеть тебя? — тихо спросил он.
— Позволю, — отвечал маг.
Он встал перед сферой, и в ней появилось его отражение — и вновь оно не совсем совпадало с внешним обликом. Вианор и всегда-то излучал какую-то особую силу, но сейчас зеркало сферы показывало чуть ли не великана царственной стати и мощи. На нем не было короны, но в середине лба его сиял какой-то изумительно красивый камень, и Грэм даже не мог бы сказать, какого он цвета. А затем отражение быстро сменилось видом какого-то огромного цветущего дерева, и вновь сверкнула золотая вспышка, и все исчезло.
— Что ты видел, Грэм? — спросил Вианор.
Юноша описал.
— А себя, себя ты не видел там, подле дерева?
— Н-нет, оно так быстро исчезло, — отвечал оруженосец.
Трор хмыкнул, но замолк, заметив предостерегающий знак Вианора.
— Так… Ну что ж, твой черед, Грэм.
И уже Грэм встал перед серебряной сферой и долго пытался разглядеть свое отражение. Но на этот раз он почти ничего не увидел, — кроме, разве что, каких-то смутных очертаний, как, пожалуй, в сумерки где-нибудь в темной воде. И не было никаких золотых вспышек, ни прекрасных дам, ни чудесных деревьев.
— Ничего, — разочарованно произнес наконец оруженосец. — Очертания фигуры, да и то очень смутные.
— А знаешь, почему так? — спросил Вианор. — Тут две причины. Первая, ты ещё не стал, кем ты можешь стать. А во-вторых, ты совсем не знаешь сам себя. Вот и получается, что зеркало сферы не может тебе показать твое же отражение.
— Но я же видел тебя и Трора! — возразил Грэм.
— Верно, — согласился Вианор. — Но про нас ты кое-что знаешь, и смог это увидеть. А вот про себя ты знаешь совсем ничего.
— И как же мне узнать больше? — спросил Грэм с какой-то странной обидой.
— Хм, возможно, сейчас нам что-то удастся, — потеребил подбородок Вианор. — Может быть, зеркало расскажет про тебя. Если к яйцу серебристого дракона прикоснуться таким жезлом, как мой, — ну и, произнести ещё пару слов, — то оно может предсказать что-то важное… Хочешь ли ты этого, Грэм?
Юноша поколебался:
— А почему бы нет? Стагга тоже предсказывал невесть что, и даже дважды, и… Я согласен.
— Это будет касаться нас всех, — дополнил маг. — Как, Браннбог?
Трор молча кивнул.
И волшебник произнес несколько непонятных фраз и коснулся жезлом серебристой сферы. Раздался довольно громкий чистый звук, и пламя внутри яйца стало мерцать сильнее. В тон ему весь зал заполнило такое же мерцающее хрустальное звучание, исходящее от сферы. А затем из глубины поднялось лицо какого-то юноши в короне, приблизилось к поверхности, губы его зашевелились, и Грэм отчетливо услышал:
— Рыцарь слева и маг справа, двое поведут третьего, и тогда Анорина освободится. Но третий унаследует тому, кто погибнет.
И тут ошеломленный оруженосец понял, что лицо в сфере — его собственное! Он взглянул на своих друзей, и меж тем отражение в сфере исчезло. А Трор и маг стояли с каким-то особенным выражением на лице — задумчивом и удовлетворенном одновременно.
— Надеюсь, что я, — проговорил наконец Трор.
— Надеюсь на обратное, — тут же возразил Вианор.
И они взглянули друг другу прямо в глаза как бы в каком-то немом упорном споре.
— Что значат эти слова, Вианор? — спросил Грэм.
— Поживем — увидим, — нехотя отвечал маг. — Я думаю, пора возвращаться.
И вот уже они снова стояли под лучами анорийского благодатного солнца.
— До захода часа четыре, — определил рыцарь. — Я полагаю, у нас времени как раз на то, чтобы добыть себе рыбы на ужин, а там уж и потолкуем.
— Согласен, — отвечал Вианор. — Кстати, тут недалеко растет орешник. Будет, чем приправить рыбный стол.
И вот в их старом укрытии уже снова трещал костер. Заботу об ужине взял на себя Вианор, и Трор предложил Грэму:
— Как, мастер Грэм, ты не откажешься немного размяться? Полагаю, тебе не худо не только выучить имена драконов, но и знать меч.
Грэм просиял:
— О, Браннбог! С первого дня, как ты оказался в Эшпоре, я только и мечтал о твоих уроках.
Они подобрали два подходящих прута, и на берегу Драконьего острова оруженосец Грэм получил первый урок рыцаря Трора. Сначала Трор испытал Грэма и заключил:
— Для начала не так плохо. Кое-что тебе дала природа, а кое-что, я думаю, показал твой отец. Но это неплохо только для начала.
Трор взял прут, вертикально поставил его на мизинец левой руки и продолжал — причем, прут оставался совершенно неподвижным:
