— Истинного пламени?
— Ты не знаешь о нем? Да, многого же стоят познания высокоученого доктора Робура. Понимаешь, в Семилене считают, будто все в мире тленно, разрушается со временем. Но есть истинное пламя — вот над ним ничто не властно — ни время, ни смерть, ни чары магов. Может быть, это единственно настоящее, что вообще есть в мире — да и сам мир есть только поэтому.
* * *
— …Нет, Вианор, я не понимаю, — говорил Дуанти примерно в этот же час Хранителю Анорийского Круга. — Как это так? Ты сам рассказывал тогда, на корабле у Хорса, что Астиаль и те, кто с ним были, не первые в Анорине. Когда они сюда пришли, то в нем кто-то уже жил, а значит, мир был раньше Астиаля. А у тебя получается, что Астиаль принес какое-то свое пламя, и поэтому возник мир. Но как одно может сочетаться с другим?
— Так считают в Семилене, Дуанти. Но я с ними во многом согласен. Впрочем, не так уж это все и важно.
— А что важно?
— Само это истинное пламя. Дело в том, что в Семилене действительно хранят эту искру. Немногие знают, что есть и второй Семиленский Круг, Внутренний, и у него свой особый Хранитель — Остим Жар. Вот он-то, кстати, и был тем белым учителем, которого я обрел в конце концов, покинув Каттор-Хат.
— А ты входишь в этот второй Круг?
— Я отказался, Дуанти.
— А Трор?
— И Трор.
— Почему?
— Из-за того «почти», что нас разделяет с Семиленом. Ты, наверное, заметил, что магистр Тикей Йор до сих пор недоволен этим.
— Ну да, но что же вас разделяет?
— Что ж попробую объяснить. Я иначе понимаю белизну, Дуанти, и считаю скупостью — или излишеством, как уж хочешь, — поддерживать только один костер. Истинное пламя в Семилене есть, все верно, но оно есть не только там. В каждом есть эта искра.
— В каждом? Но тогда каждый может быть Астиалем!
— В точку, Дуанти! Не в Круг пламени Семилена, а во внутренний круг своего духа — вот куда ведет настоящее паломничество. Но не только поэтому мы с Трором не захотели стать паладинами Астиаля.
Дуанти выжидающе молчал, и Вианор продолжил:
— Путь паладинов Семилена — к той двери, за которой мир Астиаля. В нем, как считают они, чаша с пламенем: сердце Астиаля — сердце миров. А открывший эту дверь становится хранителем его. Вот это и есть цель пути паладина.
— Это действительно так, Вианор? Про чашу Астиаля?
— Кто знает, Дуанти. Для Семилена — так.
— Но чем это не подходит, к примеру, тебе?
— У меня своя дверь, и у Трора тоже. Да ты и сам знаешь про мир Трора.
— Про ту госпожу в замке…
— Да. Здесь, сударь мой Дуанти, я держусь школы Савиена, тропы Каттор-Хата. Его маги считают, что у каждого мага своя, только его, дверь, и суть всего пути в том, чтобы разыскать именно её. Открыть её и будет завершением пути.
— Понимаю, это, конечно, не могло понравиться магистру Семилена!
— О! — Вианор засмеялся. — В Семилене наш отказ произвел прямо-таки бурю. Там не раз бывало, что иные из искателей тайны хотели войти в Круг и оказывались недостойны. Но так, чтобы кто-то был достоин и не пожелал войти — это произошло впервые. И знаешь, Дуанти, я все более убеждаюсь, что к истине ближе путь Савиена. Он учил меня не соблазняться цветами — ни белым, ни черным, ни красным и никаким другим. Но вот я смотрел на него недавно — и его белизна совершенна. А в Семилене учат белизне — и что же, в ней хватает червоточин. Тот же Уорф — и не он один. Впрочем, Дуанти, я изложил тебе свой взгляд на дело. Может быть, в Семилене тебе откроют нечто, ускользнувшее от меня. Это уж вы с Грэмом выбирайте сами.
— Но Астиаль — он действительно был сильнейшим из магов?
— Пожалуй, да.
— Но ведь он не шел путем Каттор-Хата?
— Нет, не шел. Но и путь Семилена — не его путь.
— Вианор, а как это можно знать? Ведь Астиаль давно умер.
— Астиаль жив, Дуанти, — тихо отвечал маг.
— Жив?!. Но откуда… как…
— Я видел его несколько раз и однажды говорил с ним. Один раз — в одном высоком мире, и там не было чаши с пламенем. А другой раз — здесь, в мире Анорины.
* * *
— …Это было на Очаке, Грэм, и я был там с Вианором. Но знай — все это величайшая тайна. До сих пор это знали только я и Вианор — ну, а теперь ещё вы с Дуанти.
— Как, Дуанти тоже знает?
— Да, мы с Вианором решили вам рассказать. Только не вздумай зазнаться, — ты, Грэм Эрскин из Эшпора. Не думай, что если тебя взяли в Круг, то ты много чего знаешь. Силенок у вас с Дуанти ещё кот наплакал.
— Но в Круге мы все же не подвели, Браннбог.
Трор кинул взгляд на Грэма.
— Это потому, мастер Грэм, что Дуанти подпирали Черник и Дэм, а тебя — Вианор. И все — спать, больше никаких разговоров.
* * *
Через два дня по предместью Солонпора ехало двое всадников — рыцарь и оруженосец. Как будто бы они не выделялись чем-нибудь среди солонсийских дворян — ни доспехом, ни костюмом. Но те, кто встречал их в пути, вспоминали потом, что видели каких-то необыкновенных витязей — и недоумевали, как эти рыцари могли миновать их столь незаметно и почему не удалось разглядеть их получше. Это были Трор и Грэм — с легкой руки Тинна, Грэм уже не отставал от Трора в искусстве пропадать из виду.
Всадники без задержки миновали ворота Солонпора и наконец въехали на площадь перед дворцом герцога Солонсы. Она была почти пуста, не считая караула солдат.
И тут, ещё не пересекли они площадь, Грэм услышал звук, знакомый ему ещё с Эшпорского знакомства с Трором — заиграла где-то вдали прекрасная свирель или флейта. Но не только это слышалось на этот раз — вместе с тем раздавался щебет маленькой птички, воробья или щегла, и это была уже его, Грэма, звучащая тень — тень от давней схватки с ориссийской Пастью.
Трор быстро спрыгнул с коня, а следом и Грэм. Рыцарь смотрел не по сторонам, а прямо в небо. Его рука была на мече, но он пока не вынимал его. Послышался свист рассекаемого быстрым движением воздуха — и над крышами, падая наискось, показались три огромных топора — в рост человека, как это стало видно после. Два из них, нацелившись, стремительно пикировали на Трора, а третий, отклонившись, метил в Грэма.
Рыцарь в несколько прыжков выбрался на середину площади и коротко крикнул Грэму:
— Вспомни три пасти!
Меж тем два топора упали вниз, но Трор легко отпрыгнул в сторону, а Грэм уклонился от своего. Топоры один за другим вонзились в булыжник мостовой, раскрошив камень, но через несколько мгновений, задрожав, быстро взмыли вверх. Со стороны окон, откуда наблюдали за происходящим невольные зрители, послышались крики ужаса — все поняли, что битва только начинается.
