Все шло как будто бы неплохо — степная конница ни в одном месте не расстроила войско Людены. А время уже перевалило полдень, свежесть весеннего утра сменил палящий жар высокого майского солнца, и по всему чувствовалось, что рать Куманчира вот-вот дрогнет и начнет отходить. Меж тем в отряде Трора — а Дубовал отдал под его начало не только десятку Тинна, но и ещё сотню конников — больших потерь не было, живы были и все анорийцы, и сам Грэм лишь парой царапин на доспехе отметил свою первую битву. По всему, Трор и Тинн были довольны — и ходом битвы, и первым боем Грэма, и вдруг… Вдруг воин-маг насторожился, как бы заслышал что-то вдали, и неожиданно крикнул Горыне:
— Горыня! Скачи к Владигору, скажи — из-за тех холмов к барситам идет подмога! Пусть готовит свой полк, понял?
— Понял, Бранибог! — зычно откликнулся Горыня и поскакал прямо через все поле к знамени Владигора — белому лебедю на красном поле.
— Дубовал! — вновь закричал Трор.
— Здесь! — отвечал невидимый за множеством бьющихся воинов начальник левого крыла.
— К барситам идет подмога! Перехватить надо, пока Владигор не поддержит!
— Пойдешь вперед, Бранибог?
— Пойду!
А затем вновь пропало видение анорийского мира — Грэму предстало вдруг поле железного тростника, колючего и с листьями, как сабли. Он шел мимо этих метящих в него сабель и то отбивал выпад иной из них, то сам подрубал какой-нибудь стебель. И когда он срубал тростинку, то та стонала человеческим голосом и из неё хлестала кровь. И тогда на самый краткий миг перед глазами Грэма мелькала кипящая в степи битва, и чье-нибудь лицо с глазами, которые покидала жизнь, вставало перед ним — и исчезало — некогда, некогда было рассматривать смерть, иначе и она могла остановить свой взгляд на Грэме, а умирать ему было нельзя, рано — Грэм это знал. И он только как бы с отдаления подумал, что вот почему Трор столь холоден к рассказам о сражениях и ратных подвигах — Грэм и сам уже не испытывал никакого упоения боем, лишь все сильней давала себя знать усталость да какое-то странное ледяное спокойствие.
И уже на исходе битвы, когда ударил на барситскую подмогу запасный полк Владигора, Грэм вновь ощутил себя в привычном мире Анорины. И здесь, на ратном поле Людены, а не в зарослях растений-сабель, произошел его первый настоящий поединок — его он провел, давая себе отчет в каждом своем движении. Кто знает, случайно ли вынесли их кони или же Трор сам стремился к белому знамени с черным барсом, но только там Грэм и схватился с молодым воином-барситом, по всему, сыном знатного гарифа — его наряд и доспех был весьма изощрен, и толпа телохранителей окружала его. Будь Грэм один, он, конечно, не пробился бы к этому молодому гарифу, но рядом бились Тинн и анорийцы, а иных из телохранителей смял Трор. И вот, Грэм уже рубился с этим знатным степным рыцарем.
— Поди прочь, ты, люденец! — закричал было молодой гариф.
У него были голубые глаза, редкие среди куманчирцев. Он сделал выпад и продолжал:
— Я не отдам свой поединок какому-то оруженосцу!
— Объясни это моему мечу, гариф! — засмеялся Грэм. — Или ты думаешь, что мой рыцарь Трор будет тратить свою мощь на какого-то подростка?
— Ты сказал — Трор? — взревел голубоглазый юнец.
— Я сказал — Трор! Я — Грэм Сколт, его оруженосец.
— Ты назвал меня подростком?
— А кто же ты, куманчирец?
— Я Гонсо, сын короля Куманчира Мерги, наследный граф Кардиани! А ты — бастард, отродье ольсков, непризнанный сын отвергнутого короля, вот кто ты, Грэм Сколт! Я принимаю поединок с тобой, — неожиданно закончил свою речь молодой гариф.
После этих слов кардосские замашки степного воина стали понятны Грэму — он знал, что сестра Верховного Друида, урожденная графиня Кардиани была замужем за князем барситов, что и объясняло голубые глаза его сына Гонсо. А этот самый Гонсо меж тем накинулся на Грэма как одержимый, и вскоре они уже сражались на земле, покинув коней. Бой был не так труден, несмотря на усталость Грэма: за плечами спесивого юнца не было той выучки, что передали Грэму в Ардии. Его не наставляли ни Сиэль, ни Большой Дэм, ни Трор, и теперь Грэму нетрудно было поразить своего противника — но это было несправедливо, теперь-то Грэм понимал Трора, что тот не хотел ранить своих братьев — там, на наследном турнире в Туганчире. Но и просто обезоружить Гонсо Грэму не удавалось — мешала усталость.
Тем временем вокруг их поединка образовался круг зрителей — в основном, люденских воинов, но и несколько степняков, раненных и плененных, стояли тут же. Наконец, Грэм пустился на хитрость — сделал вид, что попался на выпад, раскрылся, и когда Гонсо поддался на уловку, Грэм выбил меч у него из рук, крепко схватил за пояс и приставил клинок к горлу гарифа:
— Вы не будете столь любезны, граф, погостить с месяц в Людене?
— Я… — начал Гонсо, хрипло дыша и вращая выпученными глазами. — Я…
В этот момент заиграл рог Владигора — и голос его был знаком победы.
— Я, — выдохнул, наконец, Гонсо, — я принимаю ваше приглашение, принц Грэм.
И он с надменностью, достойной Стагги Бу, отодвинул от себя меч Грэма. И в этот самый миг свистнула чья-то шальная — но шальная ли? — стрела. В ней была сама смерть — не будь двух движений: одно из них сделал сам Грэм, в последний момент краем глаза заметив опасность, а вторым был выпад меча Трора, который чуть-чуть, но задел кусачую гостью — и вот, лишь слегка царапнула лоб Грэма эта летучая гадюка.
— Ребята, приглядите за гарифом, — распорядился Трор и тут же подошел к Грэму.
— Как ты, мастер Грэм?
— Царапина, — отвечал Грэм отчего-то вдруг севшим голосом. — Я рано расслабился в этом поединке, сэр Трор.
— Вперед будет наука, мастер Грэм.
Тинн был тут же. Он принялся осматривать рану и подтвердил:
— Царапина, но кровенит. Эй, у кого найдется кусок полотна?
Трор сам слазил в седельную сумку и бросил Тинну кусок ткани. Он подождал, пока Тинн наложит повязку, сам её поправил зачем-то — Грэму показалось, он что-то шепчет, и то ли от умелой повязки, то ли от этого заговора кровотечение быстро унялось.
— Не будем откладывать это, мастер Грэм, — спокойно и вместе с тем с каким-то веселым торжеством произнес Трор.
Он окинул взором стоящих вокруг воинов:
— Как вел себя этот воин-юнак в своем первом бою? Может быть, он трусил, уклонялся от схватки?
— Нет, нет, Браннбог! — возразил ему дружный хор.
— Может быть, он медлил придти на выручку своим и прятался за чужой спиной?
— Нет, господин, нет!
— Есть ли у тебя какие-то порицания к своему ученику, сэр Тинн? Достоин ли он оказался твоего учения? — обратился наконец к Тинну рыцарь Браннбог Трор.
— Достоин, — коротко отвечал Тинн.
