– Да, отец говорил мне. Тебе нужно вернуться к мужчине, которого ты любишь. Возьми. Отец велел отдать это тебе. – Она протянула Далландре аметист на золотой цепочке. Девушка взяла драгоценность и вскрикнула, потому что камень представлял собой статуэтку, изображающую ее самое в полный рост, не больше двух дюймов в высоту, но выполненную с потрясающей точностью вплоть до формы кистей рук. Она надела цепочку на шею.
– Эллесарио, если ты увидишь, что я уронила или потеряла его, скажи мне сразу же.
– Отец сказал то же самое. Я скажу. Обещаю. А теперь пошли. Сегодня будет пир, потому что ты здесь.
Эллесарио доверчиво, как ребенок, взяла ее за руку, и Далландра поняла, что по крайней мере эта душа была еще достаточно юной и могла научиться любить. Рука об руку пошли они по дороге, покрытой туманом. Оглянувшись, Далландра и сзади увидела только туман.
За три часа до заката кобыла Далландры вернулась в табун одна. Когда это увидел охранявший табун Калондериэль, он отправил мальчика в лагерь за Адерином. Адерин из палатки услышал мальчика, который громко звал его по имени, и опрометью выскочил из палатки.
– Мудрейший, о, мудрейший! – задыхаясь, выпалил мальчик. – Лошадь мудрейшей вернулась в табун одна!
Адерин помчался к табуну. В его сознании вспыхивали ужасные картины: лошадь скинула Даллу, и она сломала себе шею; Далла зацепилась за стремя, и лошадь волокла ее, пока девушка не умерла; Далла упала в овраг и сломала позвоночник… Навстречу ему вышел Калондериэль, ведя в поводу совершенно спокойную кобылу.
– Вот так она и вернулась, без седла и уздечки.
– О, боги! Может быть, Далла просто работала, а лошадь отвязалась и вернулась домой?
Сказав это, Адерин вдруг ощутил липкий холодный страх, словно рука зла стиснула ему сердце. Он был настолько взволнован, что не смог погадать на магических камнях, будто забыл все, что знал и умел. Как он ни старался, он не видел ничего – ни Далландры, ни ее следа, не видел даже седла и уздечки, которые наверняка лежали где-нибудь на лугу. Не выдержав этого, Калондериэль оседлал трех меринов, схватил кобылу за повод и позвал на помощь Альбараля, лучшего следопыта дружины. Альбараль бежал перед ним, как охотничья собака, не отрывая глаз от земли. К счастью, никто, кроме Далландры в этот день верхом не выезжал, и они очень скоро увидели примятую траву и кое-где следы копыт, ведущие напрямик через пастбище.
Солнце уже танцевало, скрываясь за облачным горизонтом, когда они нашли седло и уздечку. Альбараль велел Келу немедленно спешиться и подальше увести коней, чтобы не затоптать следы. Адерин спрыгнул с седла и подбежал к эльфу, стоявшему в высокой траве.
– Да, это ее вещи, – сказал Адерин.
Альбараль кивнул и вновь начал описывать круги, пытаясь отыскать следы самой Далландры. Адерин встал на колени, положил трясущуюся руку на седло и, ощутив резкий толчок двеомера, с мрачной определенностью понял, что она ушла. Не умерла, но ушла так далеко, что он никогда не найдет ее. Он закричал, и этот долгий, отчаянный крик-плач заставил Альбараля прекратить поиски.
– Мудрейший! Знамение?
Адерин кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Калондериэль оставил лошадей и подбежал к ним, хотел что-то сказать, но передумал. Его кошачьи глаза широко распахнулись, как у младенца-эльфа. Вздрогнув, Альбараль отвернулся.
– Я нашел следы. Мудрейший, вы подождете здесь?
– Нет, Я пойду с тобой. Веди.
Они прошли по следам всего несколько ярдов, до места, где трава была сильно примята. Опытный Альбараль определил, что здесь она сначала встала на колени, а потом легла. Дальше не было ничего – словно она превратилась в птицу и улетела.
– Тут нет ее одежды, – сказал Адерин. – Она не могла улететь одетой.
– Трава здесь влажная, – сказал стоявший на коленях Альбараль. – Похоже на туман. Или еще на что-нибудь.
– Туман двеомера? – спросил Калондериэль, бессознательно скрещивая пальцы, чтобы оградить себя от колдовства. Страх сжал Адерину горло и отнял дар речи. Неужели из этого тумана вылетела огромная птица и унесла Адлландру?
– Можно посмотреть, где кончается мокрая трава, – неуверенно сказал Альбараль. Адерин собирался ответить, как вдруг услышал – они все услышали – где-то в отдалении звук серебряного рога, и на горизонте показались всадники. Они вырисовывались на фоне заходящего солнца, черные кони в кроваво-красных облаках.
Это продолжалось несколько мгновений – и исчезло.
– Стражи, – прошептал Кел. – Это они забрали Далландру?
Адерин упал на колени, выдирая пригоршни примятой травы – последнее, к чему она прикасалась на земле. Его увели с трудом.
Всю ночь Адерин шагал по палатке взад и вперед. Он точно знал, что никогда больше не увидит ее, и тут же в нем вскипала надежда, и он верил, что Далландра вернется, конечно же, вернется, может быть, утром, или через час, может быть, она уже идет по лагерю и сейчас войдет в палатку. И снова слезы жгли ему горло, и он знал, что она все равно что умерла – ушла навсегда. На рассвете он выбрался наружу и пошел туда, куда ушла Далландра, но, конечно, не нашел ее. Он вернулся в лагерь, и все обращались с ним, как с больным: разговаривали, понизив голос, предлагали ему поесть, уговаривали лечь и полежать, и так печально смотрели на него, что ему хотелось кричать и ругаться.
Адерин спал весь этот день и бодрствовал всю ночь, и следующую, и следующую, и так прошло семь дней, а следов Далландры так и не было, и на рассвете восьмого дня он признал неизбежное и вызвал сквозь огонь Невина. Тот отозвался так быстро, словно и вовсе не спал. Адерин рассказал ему, что произошло, и образ Невина в огне постарел от горя.
– Однажды она обещала, что никогда не оставит меня, – сказал Адерин. – И я поверил ей, как последний дурак. Не дольше, чем на несколько дней, сказала она, и я поверил.
– Послушай, я не представляю себе, чтобы Далландра нарушила свою священную клятву, какой бы магической силой ни обладали эти Стражи.
– Может быть, она и не нарушит. Невин, я просто не знаю, что думать! Если бы я только знал, что именно с ней случилось, действительно знал! Я же могу только догадываться, что эти проклятые Стражи ее забрали!
– Почему бы не спросить их?
– Спросить их? Я не могу их найти!
– А ты пытался?
Адерин вышел из палатки в занимающуюся зарю. Он и в самом деле не пытался. В глубине души он не хотел их видеть. Он хотел проклинать их, накинуться на них, заставить их страдать так же, как страдал он сам. Но если он сделает это, они никогда не вернут ее. Он вышел из пробуждающегося лагеря и пошел на луг, сначала спотыкаясь, как слепой, шагая неизвестно куда. Потом успокоился и начал рассуждать. Он знал, в каких примерно местах могут появиться Стражи: на межах, на пересечениях тропинок, там, где сливаются ручьи, в общем, в тех местах, которые могут служить воротами, или переходом, или границей. Припомнив это, он добрался до места, где три ручейка сливались в одну речку.
