– От всего сердца благодарю тебя, друг мой, за то, что ты пришел на помощь, – сказал Пертис. – И сердце мое ликует от того, что никто из вас не погиб.
– Мое тоже. – Но говорил Галабериэль как-то рассеянно. – А скоро я увижу реки моего дома.
– Ты должен радоваться этому.
– Думаю, что так.
Пертис растерялся, услышав такой странный ответ.
– Я старею. – Галабериэль говорил теперь именно для него. – Наверное, в глубине души я надеялся на славную смерть в бою, быструю и легкую. А теперь на это надеяться не приходится. И впереди у меня только мирная жизнь. Ах, что это я: что боги нальют, то люди и должны выпить, правда?
– Конечно. Я понимаю.
– Я знал, что ты поймешь. Слушай, если я увижу твою жену, передать ей что-нибудь?
– Скажи, что с детьми все хорошо. И что я надеюсь, она все еще любит меня.
– Она всегда любила тебя, Перро. Она просто не может жить с тобой. Дело ведь не в тебе, а в обычаях круглоухих.
– О. – Пертис надолго задумался над этим откровением. Тогда скажи ей, что, если она хочет, может забрать к себе Беклию. А еще скажи, что я тоже всегда любил и буду любить ее.
Окруженный почетным эскортом в четыре сотни человек, король Эйрик появился в Каннобайне в день, когда дождь собирался, собирался, но так и не пошел. Пертис подозревал, что это Невин наколдовал что-то с погодой, но так и не рискнул спросить об этом старого мага.
Хотя большая часть королевской армии осталась в Аберуине, все равно в дане Каннобайн не могло хватить места для тех, кто пришел с королем. Лагерь разбили на лугу, на котором горожане летом выпасали скот. Сам Эйрик, Гвенин и эскорт в пятьдесят воинов поехали в дан. Лорд Пертис встречал их у ворот. Он настоял, чтобы все одиннадцать воинов дружины перед встречей короля помылись и надели чистое платье, сам сделал то же самое и обсудил протокол встречи с Невином, который, похоже, знал очень многое о том, как следует вести себя с королями.
Так что когда Эйрик появился и, спешившись, прошел пешком несколько футов, оставшихся до ворот, Пертис был полностью готов. Он и Адрегин поклонились так низко, как могли, потом преклонили колени: Пертис встал на одно колено, мальчик – на оба.
– Мой король, вы удостоили меня такой чести, о какой я и мечтать не мог – приветствовать вас в моем скромном дане.
– Он маленький, верно? – Эйрик огляделся, подавив улыбку. – Так дело не пойдет, лорд Пертис.
– Я от всего сердца прошу прощения.
– Прощения просить не требуется. Но я предлагаю как можно скорее перебраться в другой ваш дан.
– Мой король, у меня нет другого дана.
– Есть, гвербрет Аберуина.
Пертис, потеряв дар речи, взглянул на короля и увидел, что тот усмехается.
– Друг мой Пертис, благодаря этому мятежу в Совете Избирателей южного Элдиса остались только два человека – вы и я. Если я предложу выбрать вас в гвербреты, а вы поддержите мое предложение, кто сможет сказать нам «нет»?
– Мой король, я благодарю вас, но я не достоин этого!
– Конское дерьмо. Встань, Аберуин, и предложи мне своего меда. Его высочество погибает от жажды, как хорошо просоленная селедка.
Потом Пертис посоветовался с Невином, и старый маг сказал, что король воспользовался древним законом. Любой член Совета Избирателей, который поддерживает мятеж против законного короля, согласно Священной Хартии лишается своего места в Совете. Пертис был искренне напуган своим неожиданным возвышением, и все же понимал, что до конца дней своих будет сожалеть, если откажется от него. Кроме того, его слово гвербрета будет иметь значение при разборе последствий мятежа. Король был склонен к милосердию – он был достаточно дальновиден, чтобы по возможности предотвратить будущие мятежи, а не наказывать участников этого – поэтому он даровал милость по многим прошениям, а Пертис тоже к этому стремился. Хотя, конечно, не всем: семьи мятежных гвербретов лишались и земель, и титула, как, к примеру, клан Ивмира и клан Каварина, и по рождению, и по супружеству. Юной жене Каварина даровали жизнь, но только в качестве жрицы, так что она стала настоящей пленницей в своем храме.
Вдова Данри и его младший сын остались хозяевами Кернметона, так же, как и семья Ладоика в Сисклоге, и семьи почти всех младших лордов. Пертис наконец сумел отблагодарить Ганеса, когда юный купец пришел просить о милости для своего отца. Совсем другое дело – дан Гвербин. Эйрик пожелал передать его верному, хотя и бедному клану Красного Льва из западного Дэверри, и у Пертиса не было ни единого возражения.
И таковы извивы человеческого сознания, что с тех времен клан Красного Льва испытывал по отношению к Майлвадам только дружеские чувства, а Медведи Кернметона, забыв о благодарности, начали их ненавидеть.
Глава третья
Когда Пертис, гвербрет Аберуина, со своей семьей и свитой перебрался в новую резиденцию, он настоял, чтобы Невин оставался фактическим хозяином Каннобайна столько, сколько пожелает. Пришла весна, и вновь был восстановлен обычай поддерживать огонь в маяке и кормить семью хранителя огня. Невин исследовал брох и решил использовать для, своей работы комнату в верхнем этаже. Ее вымели и вычистили; когда в Каннобайне светило солнце, что случалось крайне редко, она была очень солнечной. Из трех ее окон открывался изумительный вид на окрестности и океан. В комнату поставили длинный стол, книжные полки, жаровню для угля и удобное кресло, и Невин продолжил работу над талисманом, хотя по утрам он по-прежнему лечил местное население. Время от времени из Аберуина приходили письма, в которых либо рассказывалось о новостях, – либо Пертис просил совета по тому или иному делу. Невин быстро отвечал и вновь наслаждался одиночеством.
Было теплое утро позднего лета, когда Невин увидел из окна своей комнаты в башне всадника, скачущего по направлению к Каннобайну. Он решил, что это обычный гонец от Пертиса, что слуги накормят его и уложат спать, и продолжал изучать диаграммы сигилов, которые привез из Бардека. Но вскоре в дверь осторожно постучали. Бранясь про себя, Невин открыл дверь и увидел Мэйра. Глаза измучены, лицо похудело и заострилось; казалось, он постарел на десяток лет. Невин увидел у него на поясе серебряный кинжал и мысленно ахнул.
– Если я мешаю вам, мой лорд, я сразу же уеду.
– Что ты! Конечно, нет. Я так понимаю, ты приехал не как гонец Пертиса?
– Нет. – Мэйр уставился в пол и начал покусывать нижнюю губу, словно борясь со слезами.
– Пойдем-ка в большую залу, выпьем эля, и ты расскажешь мне, что случилось.
– Рассказать недолго, мой лорд. Глэй мертва.
Невин уставился на юношу во все глаза, не в силах что-либо сказать.
– Роды? – произнес он, наконец.
– Да. Наш сын умер вместе с ней. Повитуха сказала, младенец был слишком велик, вот они и умерли. – Лицо Мэйра было мертненно-белым, он дрожал, вспоминая. – Боги милосердные, мне надо было уехать из Аберуина! Его светлость просил меня остаться, но я просто не мог. Вот я и решил: заеду, сообщу вам новость и скажу «прощайте», и вновь на дорогу.
